Рубеж

Денница взахлеб, по-детски расхохотался.

Просиял лицом.

– Насмехаешься? – с притворной обидой спросила Ярина. – Хихоньки строишь? А батька прав: через Рубежи эти, да на повозке груженой…

И замолчала.

Смотреть стала: как юноша в лиловом плаще опрокинулся навзничь, в мокрую траву, как ногами от восторга задрыгал. Точно так же, как у речки – во-он, у дальних кустов! – ликовал по-щенячьи трехлетний мальчишка Тор, глядя, как маленькая женщина по имени Сале плетет из вьюнков «попону для ящерки».

Весело им, недорослям… детская память короткая.

Подумала, и ясно стало: глупость подумала.

– Это для вас теперь не Рубежи, – отсмеявшись, сказал Денница, вытирая глаза. – Это так…

Он поискал слово.

Нашел.

– Пленочки это, Несущая Мир. Пленочки, и ничего больше.

– Для вас? – Ярина вскинула брови.

Он поправился:

– Для нас. Для нас всех.

VI

Ярина толкнула его, присевшего на корточки, в грудь.

Нет, не опрокинула.

Так и остался сидеть, улыбаясь.

– Богатырь! – Девушка еле сдерживалась, чтоб не ответить улыбкой на улыбку. – Вернемся в Валки, отец тебя в реестр запишет! Будешь справным черкасом… Горелку пить можешь?

– Могу, – ответил он.

– А шаблей рубать?

– И шаблей могу…

– А Богу молиться?

– Молиться? – спросил он. – Как это: молиться?

Не сразу и нашлась Ярина, что ответить.

– Ну, молиться! Вот глупый! Ты Ему: отче наш, иже еси…

Он понял.

– Разговаривать? Да, Несущая Мир? Теперь – могу.

VII

– А девок любить можешь?

Невпопад спросила. Только чтоб от дурного разговора убежать.

И сама захлебнулась: о чем спросила, курица?!

Он кивнул.

В глаза заглянул: увидела ли?

– А что ты еще можешь, Несущий Свет?

Само вырвалось, мимо воли.

VIII

– Могу я избавить весь мир от суда с того дня, когда я был сотворен, до нынешнего. А если отец мой со мной – со дня, когда был сотворен мир, до нынешнего…

Денница встал.

Твердо глянул в лазурь над головой.

– А если будут товарищи наши с нами, то от дня сотворения мира до конца времен.

IX

Радуга выгибалась над близкой речкой.

Просто – радуга.

После дождя.

Статьи, интервью, стихи читателей

Святослав Логинов Занудное предисловие для въедливых читателей

У семи нянек, как известно, – дитя без глазу. Правда, у этой книги не семь, а только пять авторов, но все они успели снискать немалую популярность и, значит, могут сойти не просто за няньку, а за няньку дипломированную, особо опасную детским очам. Можно представить, что понаписали господа сочинители, собравшись этаким кагалом!

И в самом деле, едва въедливый читатель принимается изучать предложенный текст, как обнаруживает немало странностей. Прежде всего возникает вопрос: а в какую эпоху происходит действие романа? Смотрим, чем вооружены герои романа… фузеи, гарматы, булдымки какие-то – и беглый московский стрелец фигурирует среди действующих лиц – всё указывает на допетровскую эпоху. И вдруг упоминание, что совсем недавно в Европе взлетел первый монгольфьер. А это событие, как сейчас помню, произошло 21 ноября 1783 года, когда не только старой, но и новой Запорожской Сечи следа не оставалось.

Неувязочка получается, милостивые государи!

Авторы улыбаются всяк на свой манер, покладисто соглашаются: «И верно, неувязочка (но ничего и не думают исправлять!), а вы читайте, пан зацный, читайте!..»

Въедливый читатель углубляется в текст и видит упоминание, что некогда под Полтавой был разгромлен «Московский Дракон», а предок одного из героев самолично захватил в плен Алексашку Меншикова.

– Ах, так это у нас альтернативка! Сгорел, значит, Пётр Первый, как швед под Полтавой! Вот откуда стрельцы и умаление государства Российского… тогда понятненько. Одно неясно, откуда взялся град Питербурх и почему не к гетьману спешат герои получать зарубежную визу, а к императрице Екатерине? Неувязочка-с. По всему видать, не сговорились авторы промеж себя и тянут кто в лес, кто по дрова.

– Надо же, и впрямь неувязочка!.. – Лукавые авторы и в этом согласны с критиком. – Только вы читайте, добродии, читайте!

Читаем и видим, что дальше начинается что-то несусветное. Братец Гримм-старший, который родился два года спустя после полёта братцев Монгольфье, вовсю собирает украинский фольклор. А затем и вовсе появляется с детства знакомый пасичник Рудый Панько, поминая некоего щелкопёра, который его, пасичника, байки на великоросской мове тиснул, а теперь, надевши «Шинель», гуляет по «Невскому проспекту».

Вот оно, – слово сказано, предшественник найден! Может быть, и нет никаких неувязочек, а есть традиция? Ну-ка, ответьте, мой вдумчивый читатель, в какую эпоху происходит действие «Тараса Бульбы»? «Тяжёлый XV век», – процитирует всезнающий литературовед. Но позвольте, господа хорошие, откуда в пятнадцатом веке взяться в Малороссии табаку или хоть той же бульбе? Колумб открыл Америку в самом конце века, и не могли произрастания Нового Света столь прочно внедриться в быт.