Рубеж

«Уважаемый Григорий Павлович! Ваша мысль о сокращении срока подготовки расчетных данных для пуска ракеты мне очень близка. Я тоже работаю в этой области, но пока ничего нового не нашел. Ваши замечания по прибору наведения заманчивы, но недостаточно обоснованы. А сказать откровеннее, не подкреплены техническими данными. Постарайтесь заново проверить свои выкладки на практических занятиях. Вы имеете такую возможность.

Ученый совет института будет ждать от Вас, Григорий Павлович, новых расчетных обоснований и предложений. Я лично очень рад, что служите Вы в той самой дивизии, где служил и я когда-то, и что командует этой дивизией тот самый человек, который помог на первых порах и мне в рационализаторском деле.

Консультант НИИ

В. Зозуля».

— Постойте, постойте, какой это Зозуля? — не выпуская из рук письма, спросил Мельников. — Неужели тот самый рядовой Степного гарнизона? Помню, помню. Смотрите-ка, научный работник института. Молодец! А когда-то в самом деле над стрелковым приспособлением трудился. И здорово помог нам в огневой подготовке.

Мельников вспомнил, как спасал когда-то солдатские чертежи от наскоков старшины, которому показалось, что в этих самых чертежах таилось зло, подрывающее дисциплину и порядок в роте.

— Интересно! Зозуля, значит? Так вот его и пригласите в помощники. Пусть не только советы дает, но и сам лично включится в это дело. Так и напишите ему: комдив надеется, мол... И все ракетчики наши тоже надеются... Вы слышите, Григорий Павлович?

— Слышу, товарищ генерал, — ответил повеселевший Жогин. Он снова вытянулся, приставил к козырьку ладонь, торопливо спросил: — Разрешите закончить работу в парке? Время!

— Да, конечно, — разрешил Мельников.

Ракетчики, довольные, что трудный учебный день закончился, быстро высыпали на площадку, построились в две шеренги. Всем своим видом старались показать комдиву — нет, они не устали, они готовы хоть сию минуту снова вывести РПУ на боевые позиции и с еще большим тщанием повторить все заново. Память Мельникова выхватила на какое-то мгновение начало войны, тяжелые бои при выходе из вражеского кольца, когда измотанный вконец стрелковый взвод еле держался на ногах после длительного ночного боя. Но стоило ему, тогда еще совсем молодому командиру, спросить: «Так что же будем делать, товарищи, отдыхать или с боем пробиваться дальше?» — все бойцы в один голос ответили: «Пробиваться!» Сейчас перед Мельниковым стояли сыновья тех солдат. Но он был уверен: окажись эти парни там, на тяжких дорогах сорок первого, было бы все так же, как с их отцами.

У Мельникова от этой мысли защемило в груди. Пристально вглядывался он в молодые лица, стараясь не выказать волнения.

— Я рад, товарищи ракетчики, что чувствуете вы себя уверенно, что трудности и неудачи учебного дня не смутили вас. А если и смутили — ненадолго. Настоящие солдаты такими и должны быть. А теперь хочу напомнить, чтобы не забывали вы главного в своем деле: ракеты при вас, а не вы при ракетах. Это очень важно, потому что вы без ракет — солдаты, а ракеты без вас — просто холодный металл.

Глава четвертая

1

Прошла неделя после того, как Авдеев прибыл в Степной гарнизон, а беспокойство и суматошность, связанные с переездом, все еще угнетали. Ему незадолго до этого назначения предложили должность начальника школы молодых прапорщиков. Авдеев пообещал подумать, но ему не хотелось расставаться с оперативно-командной работой в полевых войсках. А вот жена его, Марина, узнав, что школа находится в большом городе, стала настойчиво требовать: «Соглашайся немедленно. Неужели так и будем всю жизнь по медвежьим углам скитаться? Пора и к цивилизации приобщаться».

Марина была натурой поэтической. Еще в школе учителя литературы прочили ей заманчивое будущее. Учась на последнем курсе педагогического института, Марина опубликовала в областном издательстве в маленькой книжице с обещающим названием «Молодые голоса» подборку своих стихотворений. Там же был помещен ее портрет, о котором долго и с восхищением говорили подруги. Начинающую поэтессу похвалили в местной городской газете.