Рубеж

Григорий тем временем заметил несколько легковых автомобилей, стоящих неподалёку. Он подбежал к одному из них, выдавил ветровое стекло и открыл дверь. Тут же завыла сирена, но Гриня уже открыл капот и хозяйничал вовсю. Его примеру последовали и другие, стали заводить остальные машины и сажать в них раненых. Раненого подростка Григорий посадил рядом с собой, на заднее сиденье к нему поместили ещё четверых. Он сел за руль, и машина тронулась прочь от Останкино. Вскоре они приехали в больницу. В приёмном покое стали принимать раненых, у дверей стоял молодой охранник в пятнистой одежде. Он молча взирал, как раненым оказывают первую помощь, как их кладут на носилки и увозят.

Григорий вышел на улицу, неожиданно его догнал охранник:

- Погоди, браток, я с тобой!

Они сели в машину и двинулись по ночной Москве к дому Верховного Совета России.

Глава восьмая

Фёдор шёл по Тверской улице, когда путь ему преградила баррикада. Над баррикадой развевался русский торговый флаг, рядом с флагом стоял мужчина с автоматом "Узи" на плече. Фёдор прошёл баррикаду и оказался на площади перед Моссоветом. Горели костры, шатались люди их было тысяч пять. Вокруг одного из костров сидели бомжи, в нос ударил резкий запах немытого человеческого тела. Бомжи сидели молча, тупо уставившись в одну точку. В это время какие-то люди стали выносить из дома Моссовета ящики. Бомжи сразу же ожили, они вскочили и побежали навстречу этим людям, вскоре они вернулись к костру, неся бутылки с водкой, пивом и дымящуюся снедь.

- Я же говорил, что сюда надо идти, а вы мне не верили, дурачьё, у демократов всегда найдётся что-нибудь пожрать и выпить.

Возле памятника Юрию Долгорукому собралась толпа, вдруг она пришла в движение и радостно завизжала. Фёдор направился туда, в середине стоял невысокий лысый еврей, и все внимательно слушали его.

- ...Останкино отбили! - говорил он. - Народу там положили сотни четыре, не меньше.

Толпа одобрительно загудела. Лысый еврей стал рассказывать подробности расстрела, и чем больше он рассказывал, тем громче гудели окружающие, и на их лицах светилась радость.

- Уничтожить, перестрелять всех, как бешеных собак! - закричал толстый мужчина с тройным подбородком.

- Раздавить русскую гадину! - завизжала старая еврейка и притопнула тоненькой ножкой.

Вверху на каменном постаменте возвышался князь Юрий Долгорукий, восседая на своём боевом коне, он молча наблюдал, как внизу бесновалась нерусь.

Фёдор выбрался из толпы и направился на другой конец площади. Неожиданно его окликнули, у ближайшего костра сидело несколько человек. Среди них Фёдор узнал своего институтского товарища Валентина, проститутку Люську и педераста Аркашеньку.

- Федя, вот уж не чаял тебя здесь увидеть, - произнёс Валентин, поднимаясь навстречу. - Значит, ты с нами, с демократами?

- Нет, я не с вами, я здесь случайно.

- Значит, ты всё ещё на стороне защитников парламента?

Фёдор усмехнулся.

- Скажите, а что за люди собрались у Белого дома? - спросила молодая девица с крашеными рыжими волосами.

- Там фашисты, шовинисты и шизофреники! - проговорил скороговоркой, как заученную роль, Валентин, усаживаясь у костра и открывая очередкую банку с пивом.