Рубеж

— …Не саламандры, а саламандрики, — голос у Сале был рассудительный, низкий и хрипловатый. — Их не надо даже потрошить, у них и потрохов нет, только шкура жесткая, шкуру следует сдирать сразу же, пока не остыл. Голод утоляет на сутки, сил прибавляет, ну и мужское естество взбадривает, конечно…

Вот как. К'Рамоль и Сале нашли-таки тему для разговора.

Вечером, на привале, я воочию убедился в преимуществах охоты на саламандриков.

Под руководством Сале Хостик развел большой костер — в неглубокой земляной выемке, между двух толстенных поваленных стволов. Женщина очень придирчиво отнеслась и к подбору топлива, и к порядку, в котором его следует подбрасывать; потом подобрала юбку, засучила рукава, как заправская рыбачка, и взялась за дело.

Крючок у нее был страховидный, тройной с зазубринами, темного металла. Крючок крепился на тонкой черной цепочке, остававшейся холодной, даже когда опущенный в огонь край ее делался темно-красным от жара.

Пламя плескалось, будто кипящая вода в корыте. Сале бормотала заклинание; то есть мне поначалу показалось, что это заклинание, но очень скоро я разобрал, что это просто песенка, вроде тех, что бормочут под нос суеверные рыбаки: «Бери крепче, бери лучше, сладкий крючок, верный поплавок…»

Наживкой послужила половина старой подковы. Я смотрел, забыв о прочих делах, даже нелюбопытный Хостик пришел поглядеть, а к'Рамоль — тот не замолкал ни на минуту, то и дело лез с советами…

Прошла минута, другая; миновало полчаса, мы давно уже разбрелись каждый по своему делу, и только Сале сидела у недогорающего костра, бормотала неразборчиво и подбрасывала топливо.

К'Рамоль улыбался, поглядывая на ее прямую спину — и ниже. Хорошо, что Сале не видела этой улыбки. Хостик меланхолично развел второй костерок — поменьше, хозяйственный, и скоро мы, не дожидаясь спутницы, принялись за ужин.

— Не вижу радости на твоем лице, Рио, — как бы невзначай проронил Рамоль. — Вроде бы мы Большой Заказ выиграли? В люди выбились, за Рубеж едем…

Хостик вздохнул.

Я растянулся на траве. Поглядел в звездное небо, перевел взгляд на к'Рамоля. Мельком взглянул на Хостика.

— Ребята… Кто из вас знает… такая тварь, которая и на предмете может жить, на перстне, например… и в человеке может жить. Бывает такое?

~ Не понял, — сказал к'Рамоль.

Хостик шевельнул губами; все бывает, прочитал я. Ответ вполне в Хостином духе.

— Казнили одного аристократа, — сказал я, невольно понижая голос, чтобы Сале не слышала. — Голова некоторое время жила отдельно от тела. Потом пришел человек с красным камнем на пальце. Спросил: «Пойдешь ко мне на перстень?» — и отрубленная голова согласилась. Это байка? — после паузы спросил к'Рамоль.

— Нет.

— Что же, он так и ходил с отрубленной головой на пальце? — Рамоль радостно оскалил зубы. — На ниточке?

— Нет, — сказал я терпеливо. — Голова после этого сразу умерла. Зато перстень ожил.

— Байка, — вздохнул к'Рамоль и зевнул, воспитанно прикрывая пасть ладошкой.

— Нет, — сказал Хостик, и мы оба на него посмотрели.

— Нет, — Хоста говорил еле слышно, но и этого хватало, чтобы от звука его голоса бегали по коже мурашки. — Это Приживник. Так эту тварь у нас в предгорьях называют. Говорят, в старых зеркалах иногда живет. В нехороших местах… в оскверненном оружии. В человека подселяется… и хозяина выживает. Выдавливает. Говорили, что…

Дико заверещала Сале. Доля секунды — и мы трое были уже на ногах, причем у меня в руках оказался меч, у Хостика — стилет, у Рама — удачно подвернувшаяся коряга.

Сале танцевала у своего костра, и на крючке у нее…

О чем-то подобном я когда-то слышал. Но вот видеть — не доводилось. Обрывок цепи дымился и прыгал по траве, и подковы на нем не было, зато извивалось чешуйчатое тело размером с небольшую щуку.

Сале завизжала снова. Хостик плюнул, пряча стилет, Рам хихикнул; склонившись над добычей, мы едва не стукнулись головами.

На спине зверя ощетинился игольчатый гребень. Узкие глаза подернулись пленкой, двупалые лапы судорожно прижались к животу. Кусок подковы встал саламандрику поперек горла в прямом и переносном смысле — зверь издыхал. Совладав с эмоциями, Сале обмотала руки тряпками и ловко, как бывалый мясник, принялась свежевать тушку. К'Рамоль заинтересовался шкурой; оставив его и Сале разделывать саламандрика, я взял Хостика за рукав и оттащил от костра подальше.

Он не смотрел мне в глаза.

— Хоста… нельзя всю жизнь помнить зло. Особенно в походе. Особенно на пути за Рубеж… Я тебя не держу.

Он посмотрел на меня с горьким упреком.

— …и не гоню, — добавил я быстро. — Но мы на серьезное дело идем. Я в тебе уверен. И в Раме. И ты будь, пожалуйста, во мне уверен, а иначе… Он молчал.

— Хоста, — я переменил тон. — Ты этих… Приживников когда-нибудь своими глазами видел? Или только россказни?

— Своими глазами не видел, — сказал он после паузы. И добавил беззвучно: — Незачем мне…

У костра балагурил к'Рамоль — ему пришлись по нраву свежие саламандричьи окорочка. Как там говорила Селе — «голод утоляет на сутки, сил прибавляет, ну и мужское естество взбадривает, конечно…»

Приятного аппетита, дружочек Рам.

Только не объешься.