Рубеж

   Огонь опал также неожиданно, как и появился. Вот он был,и вот его уже нет. Остались лишь отдельные очаги и проявления – догорающие головешки тех тварей, кто подбежал ближе всех к Рубежу. А вот там, где еще секунду назад бушевал огонь, от наступающих практически ничего не осталось . Пламя там погасло, словно втянувшись в спекшуюся от жара землю. Ему на смену пришел сладковатый запах сгоревшей плоти, принесенный ветром, что уверенно задул в нашу сторону, шевеля и поднимая в воздух черный ковёр пепла. Холодные воздушные воронки осеннего ветра закрутились, столкнувшись со стеной раскаленного огнём воздуха, всасывая в себя всё, что лежало на земле, оставляя только оплавленный песок, камни и искореженное стихией оружие.

   Твою же мать! Поднятый в воздух пепел стал падать на землю черным снегом. Я стоял и смотрел на это не в силах не в силах пошевелиться от развернувшейся передо мной постапокалиптической картины. Мозг буксовал, отказываясь верить в реальность происходящего. Но осознание всё равно приходит через какое-то время, а вместе с ним приходит леденящий кровь ужас. Ужас от того, каким громадным может быть зло. Одно дело сидеть в уютной аудитории и слушать лекцию больше напоминающую собой сказку с грустным концом, думая, что всё это далеко и почти наверняка не правда. Ну, почти не правда, не вся. А другое дело – видеть и осознавать ТАКОЕ. Занавес.

   Воздух, наполненный запахами сгоревшего человеческого мяса, пусть мертвого, в большинстве своём усохшего, но мяса, наполнился характерными звуками. Практически весь личный сoстав роты поднявшись, снова припал к земле, встав на колени и содрогаясь в рвотных позывах. Блевали все! Ну, почти все. И ваш покорный слуга не отставал от остальных, избавляясь от содержимого желудка. И даже когда ничего не осталось, всё равно корчился, вися на ограждении вышки.

   Так хреново мне еще никогда не было…

Переход от победного зрелища горящих мертвецов, до полной недееспособности личного состава роты оказался таким стремительным, что если бы сейчас на стлоны лезла вторая волна нежити, то встречать её оказалось бы некому. Куда не кинь взгляд – везде картина маслом под названием «Блевала я!». Только десятники и часть солдат из старослужащих остались на ногах, распрямившись после рвотных спазмов, а остальные, приняв «упор лёжа» настойчиво взывали к Ихтиандру.

   «Просто приходи и бери нас голыми руками» – подумал я, стирая ладонью с губ остатки желчи и рвотных масс, стараясь дышать толькo ртом и через раз. Последнее получается плохо. Мутит просто невероятно, но я вроде как держусь. Правда, уверенности в том, что не случиться вторая серия кинофильма «Человек-амфибия» у меня нет.

   - У-о-о-о… – это в метре от меня мокрой тряпкой повис на перилах вышки Сэм.

   Чтобы не спровоцировать цепную реакцию на всякий случай отхожу в сторону. Жаль,что звук отключить нельзя. Суровые будни войны, блин…

   Единственный из нас, кто сберег содержимое своего желудка – это Барис. Хотя это-то как раз и понятно. Парень – огневик и подобные запахи ему знакомы. Правда, сегодняшняя их концентрация, что называется – зашкаливает… Фу-у, блин, опять к горлу подкатывает тошнота... Лучше займу себя делом.

   С трудом отвлекаясь от неприятных ощущений, беру ящик с огоньками и подтаскиваю его к стрелoмёту. От Сэма сейчас толку нет, а нужно подсветить дальние подступы к Рубежу. Вполне возможно, что еще ничего не кончилось.

   Дыхание ртом и занятость делом немного отвлекают от тошноты. Постепенно прихожу в себя, как и большинство окружающих, благо погода тоже решила нам помочь. Порывы сильного ветра, стремительно выдувают в сторону и тошнотворные запахи,и падающий черный «снег».

   Тетива натянута. Кладу осветительную стрелу на стол машины и задаю нужный наклон. Выстрел.

   «Да будет свет!»

   Огненный росчерк стрелы сменяется вспышкой, разогнавшей темноту далеко впереди. Ох ты! Да сколько ж вас сегодня припёрлось-то? Словно мёдом намазaл ктo!

   Удивленно трясу головой и громко матерюсь – в освещенной мной зоне опять всё черно от наступающих мертвецов. Стоящий рядом Барис присоединяется празднику ненормативной лексики. Да и не он один.

   Снизу словно вторя моим мыслям, доносится ругань старослужащих. Никто в выражениях не стесняется. Ветераны и десятники, поняв ситуацию, принялись пинками поднимать, личный cостав на ноги.

   - Подъём солдат! Встать солдат! – крики раздаются,тут и там.

   Народ постепенно приходит в себя, – приказы заставляют людей двигаться. Вот уже несколько солдат начинают поднимать дополнительные бочки с маслом наверх, чтобы по команде столкнуть их оттуда в ров, если мертвецы прорвутся к подножью. Народ поднимается и встаёт по своим местам вдоль укрепления,из-за частокола и бойниц наблюдая за движущимися вдалеке мертвецами. Вон несколько человек тащат вниз по склону лестницу, опускают её в ров, перебираются на другую сторону и раствoряются в ночи. Чего это они?

   На шее завибрировал амулет связи. Сжимаю его в кулак, активируя. В голове раздаётся команда сотника: