...Разумно ли с места трогаться, когда у одного раненый бок болит, а у другой сухожилие не срослось еще? Неразумно. Да Гриню и не хотелось никуда ехать. Спокойная жизнь, да крестьянская работа, да благосклонная вдова - чего еще надо?! А главное - ни одна душа в округе никогда не попрекнула бы зрадой. Уважаемый хозяин был бы, по-здешнему говорить выучился... О прошлом - не вспоминать. На пепелище не возвращаться. А сотникова между тем маялась, хоть и думала, что никто ее маеты не видит. При Грине-то молодцом держалась, так и хотелось "паном сотником" назвать ее. Но бравая да храбрая девка все одно девкой остается - по ночам всхлипывала, подушкой всхлипы душила, надеялась, верно, что не услышит никто. А по вечерам - иногда - ветер приносил с околиц знакомый дух. Будто глумился ветер. Колыбелью пах. В конце концов - не выдержали оба. И тронулись в путь. Гринь продал все, что мог. Свитка на нем хорошая была, сапоги почти новые; местные селяне долго дивились, щупали, нюхали, чуть не языком лизали обновки, видимо, у них никто не делал таких вещей. Еще крестик медный, нательный сторговать хотели - да только Гринь не дался. А деньги у них были под стать селу. Квадратные, темные и тяжелые - неужто серебро?! Гринь долго разглядывал значки и надписи, нпчегошеньки не разобрал - зато торговать научился быстро. Даже поймал одного ловкача, когда тот надуть его хотел, за целую свитку заплатил, как за чарку в шинке! И шинок тут был, вот только вместо горелки наливали какого-то пойла, хмельного, но Гриневой душе противного. Да и глазели на чужака как на диковинку - хуже, чем те хлопцы в Копинцах. Один раз Гринь в шинок заглянул и больше не показывался. Тоска!