Я принялся придирчиво рассматривать рисунки, подносить их ближе к глазам, вглядываться через стекла очков в черты лиц, некоторые из которых были мне знакомы.
Сначала я подумал, что, в лучших традициях фантастических романов или детских сказок, секрет может таиться в каких-нибудь особых красках или таинственной бумаге, что передаются по наследству в семье Толика. Однако, насколько я мог понять своим дилетантским взглядом, все, что я просматривал, нарисовано было на разной бумаге, порой попадался дорогой белый ватман, иногда – разлохмаченные по краям желтые листы дешевой бумаги для пишущих машинок, а некоторые лица запечатлены были на тетрадных листках в клеточку.
И догадка про волшебную краску не подтвердилась – обычный карандаш, мелок для рисования, шариковая ручка, акварель, гуашь… Что между ними общего? Значит, искать надо что-то другое.
И только тогда, когда я брел домой по тихим улочкам только-только просыпающегося воскресного города, разочарованный неудачей, ощущая себя полководцем, который выиграл сражение и неожиданно понял, что эта победа нисколько не приблизила его к выигрышу в войне, только в этот момент разгадка настигла меня. Я ведь даже слышал об этом по телевизору, в передаче, посвященной юным талантам – там юному художнику как раз задавали вопрос, почему он это делает. Вернее, почему не делает. Толик тогда как-то отшутился…
Я остановился на месте. Потер задумчиво пальцем переносицу.
Мне очень не понравилась та мысль, что пришла в голову. Но другого выхода я не видел.
Будет трудно, но я, наверное, смогу это сделать.
Однако прежде стоило поговорить с Толиком.
– Толя, ты это серьезно? Про президента?
На самом деле, меня не интересовал ответ. Медленно – медленно, незаметно я приближался к нему, стараясь отвлечь разговором.
Отобрать у него карандаш. А потом – нажать на курок. Выстрелить в безоружного. Именно так, потому что это – казнь, а не дуэль. Он совершил преступление и мне, честно говоря, плевать, что такого преступления в Уголовном кодексе не существует. Как ни крути, то, что он сделал – это убийство.
– Конечно, серьезно. Вы мне не верите? А я ведь, дядя Саша, не только с людьми так могу.
Боже, он ведь не то хвастается, не то пытается напугать меня, не то и одно, и другое сразу. И его можно понять, ведь невзрачный с виду пацан распоряжается чудовищными, запредельными для человеческого понимания илами.
– В любой момент докажу. Могу заставить дерево исчезнуть или дом, я пробовал, на окраине, там, где дома на снос. Нарисовал – хоп, и нету. Как и не было. И с чем-нибудь покрупнее могу попробовать. Разве не нужен стране такой президент?
– Даже не знаю, – задумчиво протянул я, делая еще один крошечный шажок.
Я встретился с ним в том самом парке, где раньше рисовала шаржи его мама. Осеннее блеклое солнце зацепилось за верхушки сосен, день неторопливо угасал, Толик собирался домой. Он тоже подрабатывал быстрыми портретиками. Конечно, администрация поддерживала талантливого паренька, выделила ему квартиру, платила стипендию, но постоянно хочется большего. А портреты у мальчика получились отменные, горожане охотно платили за то, что Толик их рисовал.
Я сел рядом с ним на покосившуюся скамейку, Толик встрепенулся, прекратил складывать свои вещи в большую черную сумку.
– Вам портрет? – спросил он. – Я, вообще-то, уходить собирался.
– Да нет. Мне бы поговорить. Меня зовут Александр Игоревич, можешь звать меня дядя Саша. Я – отец Лени Бутакова.
Поклясться могу, Толик вздрогнул. Едва заметно, совсем чуть-чуть, но я это заметил.
– Я ничего не знаю, – он безразлично пожал плечами. – К нам в школу из милиции приходили, спрашивали – не видели ли мы кого, каких-нибудь незнакомцев. Все сказали, что не видели, и я не видел.
– Не ври, – довольно грубо прервал его я. – Я все знаю. Я видел твои рисунки.
– Так это вы были, – Толик не спрашивал, он утверждал. – Я понял, что кто-то в моих папках копался, там листы лежали не по порядку. Ну ладно, знаете вы все. И что вы дальше будете делать? Вам никто не поверит.
– Толя, – я шумно вздохнул и с хрустом сжал кулаки. – Ты можешь вернуть его?
– Нет, – быстро ответил мальчик.
– Ты меня не обманываешь?
– Нет. А зачем бы я врал? На меня тогда какое-то затмение нашло, так они меня, – он сделал короткую паузу, подыскивая нужное слово, и продолжил, – обидели. Если бы я подумал немножко, то не сделал бы этого, а теперь…
Он пожал плечами и резко застегнул «молнию» на сумке.
Встал.
– Только не надо мне угрожать, – сказал Толик, – сами видите, я могу защищаться.
Не дожидаясь моего ответа, он зашагал по аллее, загребая жухлые рыжие листья новенькими синими кроссовками. Аллея была длинной, и я долго смотрел в его спину.
Нащупывая в кармане купленный через одного знакомого пистолет.
Нет, не здесь. Лучше у него дома, тогда потом больше шансов скрыться. Но нужно делать это как можно быстрее. Толик теперь знает, что я знаю, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Не думаю, что с его талантом составит большого труда нарисовать меня хотя бы по памяти.