Рубежи свободы

Я ощущал себя евреем в гитлеровской Рейхе! Которому уже заранее вынесли приговор. Я видел полные ненависти взгляды — даже от тех, кто по долгу, должны меня защищать! А когда в зал вошла эта распутная девка, Лючия, вместе со своим мужем-героем (в мундире русского полковника, со всеми регалиями) то ее встретили овацией! В зале было полно русских военных, они вели себя тут как победители — Италия, неужели ты забыла свою гордость, раз так пресмыкаешься перед варварами! Затем обвинитель зачитал мою статью (под возмущенные возгласы в зале).

— Клянусь именем Господа нашего — сказала эта змея в женском обличие, выглядевшая сейчас как само воплощение невинности, даже ее платье походило на монашеское облачение — что у меня не было ни единого мужчины, кроме моего горячо любимого мужа. И если кто-то может заявить обратное, то пусть встанет и скажет это здесь!

Какой дурак будет самоубицей? Конечно же, все вызванные судом свидетели (из экипажа миноносца, персонала авиабазы, и прочих мест, которые я вписал) клялись в исключительно высоконравственном поведении синьоры Лючии во время ее пребывания там. Но я знал, что они лгали — ведь не может быть такого, чтобы красивая женщина, и в чисто мужском обществе, не вызывала похоти и не поддавалась ей! Что-то где-то и с кем-то обязательно должно быть — или эта Лючия подлинно святая, во что я не верю, все святые вымерли сотни лет назад (по крайней мере, я их вживую не встречал). Но я ждал, что будут слухи, сплетни, а в зале полно репортеров, за что-то зацепятся и будет славный скандал со смакованием подробностей и разоблачением этой мнимой "святой". Но все свидетели были единогласны — запуганы толпой и властями. Несчастная Италия, всего за девять лет под советским сапогом ты стала подлинно тоталитарной страной, где инакомыслие карается смертью! Если так поступили со мной, иностранным журналистом — то какие кары обрушиваются на голову простого обывателя, посмей он сделать или сказать что-то недозволенное?

От меня потребовали назвать источник моих сведений. Мои утверждения о "журналистской тайне" не были приняты во внимание. Примитивная логика — раз не можешь назвать информаторов, значит виновен! И у меня помутилось в глазах, когда я услышал приговор.

— Три года тюрьмы. С учетом что обвиняемый является иностранным гражданином, суд считает возможным заменить наказание штрафом. При неуплате которого в трехдневный срок, приговор о тюремном заключении вступает в силу.

Сколько это будет, если перевести в доллары по курсу — о боже, больше ста тысяч! Мне не заработать столько и за три года! Но оказаться в камере с итальянскими бандитами, ворами, насильниками и убийцами — для меня это смертный приговор. Если в этой стране так ведут себя служители закона — то можно представить, что сделают со мной уголовники! Но где я возьму такие деньги?

Мистер Кеннеди выручил меня и тут. И теперь я должен Правительству США! Как я буду расплачиваться?! Но как минимум, я жив!

Скажу еще и об отвратительном инциденте, произошедшем уже после заседания суда. Когда карабинеры вывели меня из зала, разлучив с моими охранниками, я даже не заметил, как сменился конвой — но, случайно обернувшись, узнал в одном из моих сопровождающих, Смоленцева, переодетого в полицейский мундир. Он смотрел на меня, как гремучая змея на мышь. Я решил, что сейчас он меня прикончит, и обмочился — как любой на моем месте, оказавшись лицом к лицу с безжалостным убийцей. А он сказал мне, на правильном английском:

— Ты оскорбил мою жену. А значит, и меня. За такое платят не деньгами, а кровью. Когда мы встретимся в следующий раз, я отрежу твой язык вместе с головой. А сейчас, живи пока, сколько сможешь!

И резкий удар, даже тычок в спину — так, что щелкнули позвонки. А когда я открыл глаза, его уже не было. Конечно, я высказал свой протест карабинерам — на что сержант лишь ответил, с деланным удивлением:

— О ком вы говорите, синьор? Мы не видели никого!

Вот цена их свидетельствам! Без сомнения, так же лгали все в том суде — умалчивая о любовных похождениях этой твари! Что ж, значит, пригвождая ее к позорному столбу своим пером, я не грешу против истины. Какая разница, с кем, где, когда конкретно — если это где-то с кем-то когда-то было?

Ты еще пожалеешь, что связалась со мной! И ты, и твой сожитель, и твои хозяева-работодатели. Я из тебя сделаю подлинное воплощение порока, грязи, распутства и злодейства, нашего двадцатого века! Кстати, есть у меня и приятели в Голливуде — вот будет фильм!

Уинстон Черчилль, Париж. 26 июля 1953.

У Генерала не было причин любить меня. Как и Англию. Но я был уверен, что мы договоримся — поскольку Генерал несомненно, умный человек. А двое умных всегда сумеют увидеть общий интерес, отбросив в сторону свое личное. Бывают исключения — относящиеся к особам женского пола. Оттого женщины никогда не могут будут политиками. И потому, нашей славной королеве всегда будут необходимы такие, как я.