Рубежи свободы

— Это еще в прошлом году началось, сразу как этот Нелин пришел. Ладно, двадцать процентов зарплаты облигациями выдают, привыкли мы уже, тем более что и оставшегося на жизнь хватает. Так этот, как пообвыкся, сразу с почином выступил на собрании, мобилизуем внутренние резервы — пусть каждый себе по минимуму оставляет, а все остальное, стране на восстановление. И чтоб мы все подписали. А я встал и сказал, шиш! Двадцать процентов ладно, мы все понимаем — но остальное, честно заработанное. И мужики меня поддержали, и не только наши, с "моржихи". А Нелин запомнил. Татьяне моей пенсия была положена, за отца, офицера, погибшего на фронте. Так Нелин к ней — время сейчас нелегкое для страны, и подумай, не нужны ли эти деньги кому-то больше, чем тебе, откажись, будь сознательной. По-честному, прожили бы мы и без них — но в хозяйстве, как понимаете, Анна Петровна, и копейка лишней не бывает? А Нелин к Татьяне с угрозами — за несознательность, как бы тебе из комсомола не вылететь? Ну я после к нему, и в крик — но тогда без драки обошлось. Так последнее самое, мы в очереди на отдельную квартиру стояли, комната в коммуналке у нас большая, уютная, и соседи хорошие — но как Анечка родилась, лучше было бы, чтоб полностью свое, на кухне у плиты не толкаться. В этом году должны были заселиться — и тут выяснилось, что нашу квартиру другим отдали, Нелин сам якобы от меня заявление написал, подписался моей фамилией, и куда надо отнес. Что будто бы уступаю я свою очередь кому-то — у тех трое детей, а у нас с Таней пока одна лишь Анюта. Я к нему, а он лишь смеется и говорит — а вы бы сами товарищ Логачев, разве такое заявление бы не написали? Как настоящий советский человек. Вот я вас от такого, само собой подразумевающегося, и избавил. А вы подождите еще годик или два — получите тогда свою квартиру, если у вас сознательность будет. Ну я ему и влепил от души, не сдержался, виноват. Да вы мужиков поспрашивайте — Нелин и их достать успел, своими идиотскими инициативами! И не он один — тут партийные в большинстве нормальные, но есть еще парочка таких же болванов.

Что ж, Иван Семенович, я тебя услышала! И постараюсь сделать все, что смогу. Езжай домой — под подписку. Валя, ты бюрократию оформи!

— И головой впредь думай! — добавил Валька — зачем в морду, да еще при свидетелях? Наедине, по почкам, поддых, чтоб внешних следов не оставалось — а после его слово против твоего, не бил, не видел, не ведаю, и еще вопрос, кому бы поверили, он секретарь, но и ты ведь не из последних на заводе? А нам теперь — тебя вытаскивать. Иди!

Вызвала еще свидетелей. Из логачевской бригады — и тех, кто при инциденте присутствовал. И расспрашивала, как бы невзначай, про "иные случаи". Все подтвердилось — и даже сверх того. Что за вредительская практика, "отдых, это мера поощрения"? Когда любого могут в законный выходной, или вечер после смены, выдернуть на завод "по производственной необходимости" — а на деле, чтоб не расслаблялся. И не только из дома!

— Я в ДК на представлении сидел, с девушкой, тут прямо со сцены мою фамилию объявляют и требуют, срочно прибыть в цех. А после оказалось, что дело-то и не срочное, до завтра могло бы и потерпеть — а у меня к Даше серьезные намерения были, и наконец вышли вместе, культурно отдохнуть! А Нелин говорит — считай это проверкой твоей мобилизационной готовности, ну а девушка понять должна, если не мещанка.

— А мы всей семьей еще в тем летом, в августе, в отпуск хотели, к Черному морю. Путевки, билеты, в вагон уже сели, как посыльный прибегает. Делать нечего, вернулись — а оказалось, что вполне без меня могли обойтись! Начальник цеха сам удивлен был — оказалось, это Нелин настоял.

— В нашем цеху, так вообще, наш парторг, приятель Нелина, вылез с предложением. Чтоб зарплату на руки не выдавать, а в общем ящике держать, сразу за квартиру и столовую оплачивать, а остальное, "на нужды восстановления народного хозяйства СССР". И что каждый кому надо себе лично что-то купить, может взять из своей части — но только после того как заявление напишет, где свою потребность обоснует. Его конечно, послали — но мужики в задумке, а вдруг продавит, он ведь не успокоится!

Кунцевич, в углу сидя, лишь головой качает. А после мне сказал, без свидетелей.

— Аня, вот если честно, там, откуда я… У нас в таком режиме лишь беспаспортные таджики работать соглашались. А наши, русские, называли это бессовестной эксплуатацией и вспоминали семнадцатый год.

И добавил:

— Кстати, там этот Нелин в приемной уже кипятком ссыт. Что его — последним. Не по чину!

Перебьется. Что, никого больше не осталось? Вот теперь зови — даже интересно, что за человек?