Рубикон (СИ)

Эльфа, всё ещё пребывая в некоем ступоре, увидела как он достал из него бутылку с прозрачным вином, которое называл «Водкой», сорвал крышку и, запрокинув голову, залпом влил содержимое себе в глотку. Крякнул, мотнув головой, поморгал, сбивая с глаз выступившие слёзы, и с размаху швырнул опустевший сосуд на другую сторону площади. Звук разбившегося стекла как-то благотворно повлиял на девушку, резко приведя её в чувство, а парень тем временем звонко рыгнул.

— Ты ведь… Ты ведь сейчас говорил на моём родном языке без своего переводчика… — встрепенувшись произнесла она, но Кузьма не ответил. — Это ведь был эльфенди!

Глаза у парня закрылись, и он кулем повалился на каменные плиты прямо рядом с задним колесом мотоцикла. Ещё через пару секунд он уже крепко спал, слегка улыбаясь, похрапывая и что-то бормоча себе под нос.

Голова болела, во рту словно кошки нагадили, а всё тело ломило и стонало так, словно бы меня пару раз переехал «БЕЛАЗ». И вот в этом чудесном состоянии, очень способствовавшим бодрости духа, мне приходилось в одиночку крутить огромный ворот подъёмного механизма рассчитанного, судя по количеству свободных рукоятей, аж на двадцать человек. В общем, я чувствовал себя тем ещё «рабочим осликом», у которого ко всем прочим радостям жизни радушные хозяева отобрали мотивирующую к физическому труду морковку.

И, тем не менее, «Летающий корабль», который, к моему вящему разочарованию, выглядел как пузатенький, покрытый затейливой резьбой двухмачтовый шлюп, всё же медленно полз по длинному, уходящему под лёгким уклоном вверх тоннелю. Внутри платформы позвякивали древние механизмы, с лязгом перебирая шестернями туго натянутые цепи, клацали древние, тронутые ржавчиной рельсы, тихо поскрипывало возвышающееся на стапеле судно, и иногда со звонким перестуком вниз срывались камни и подпрыгивая уносились в темноту оставленного нами ангара.

Я ощущал себя натуральным «бурлаком на Волге», а никак не герцогом двух могущественных империй. Похмельным, взмокшим и растрёпанным, вынужденным тянуть свою лямку, а в моём случае — вращать массивный ворот на благо барыни-судовладельца. В роли последней выступала, конечно же, Яна, уже расположившаяся с комфортом на борту и периодически пристававшая ко мне с вопросом: «Может быть, всё-таки, тебе помочь?»

Причём сама эльфочка делала в этот момент очень сконфуженную мордашку. Ушастая прекрасно понимала, что с её физическими данными подсобить она мне может разве что чисто номинально. Оказать, так скажем, «моральную поддержку» рабочему классу, но будучи яркой представительницей «сильной половины» эльфячества, очень смущалась подобному положению вещей, глубоко задевавшему её тонкую жреческо-интеллигентскую натуру.

Другими словами, дама, сумевшая быстро подготовить механизм корабля к взлёту, отдыхала на палубе. А я крутил ворот и рефлексировал, пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что произошло с того момента, как я схватился за ножи. Например, как именно я расправился со статуями «Рабочего» и «Колхозницы», а так же что сподвигло меня залпом, да к тому же натощак, уговорить аж целую полторашку «Императорки».

Безрезультатно. Сказывались, похоже, многочисленные коварные последствия применения «Боевой медитации», вследствие чего память мне отшибло напрочь. Хорошо ещё что очнувшись… ну или проспавшись, я вновь ощутил, что сенсорные потоки вполне себе нормально двигаются от чакр по меридианам, а излишки уходят в резервуар, который в свою очередь едва-едва с ними справляется. Не знаю уж что там произошло с «артефактом», блокировавшим работу сансарно-энергетической структуры, но сейчас всё устаканилось. Да и вновь насыщенный энергией организм уже усиленно регенерировал сам себя, избавляясь как от микроразрывов в мышцах, от чего собственно и ломило всё тело, так и от последствий употребления крепкого алкоголя.

Мне б ещё пожевать чего-нибудь сытного, да побольше, и давануть на массу минуток этак шестьсот… да только не судьба. Чуткий слух эльфы уловил какой-то шум на южной окраине города и, вроде бы, даже человеческие крики. Расстояние, конечно, было приличное, но в мёртвом городе царила кладбищенская тишина, а потому я был склонен доверять её немаленьким, но очень даже очаровательным локаторам. Тем более что сам я, мучимый похмельем, не очень полагался в тот момент на собственные органы чувств.