Рубикон Теодора Рузвельта

Свой первый запомнившийся жизненный урок младший Теодор Рузвельт получил в двенадцать лет. Мальчишки, соседи по летней даче, несильно, но обидно поколотили барчука и неженку. С этого времени Тедди, по совету отца, систематически занимался физическими упражнениями. Его сестра Коринн вспоминала, как подросток фанатично укреплял свое тело монотонными, но серьезными нагрузками. Врачи же, в соответствии со взглядами того времени, напротив, считали, что юноша-астматик сможет выжить, лишь избегая чрезмерных физических усилий.

Путь многих молодых людей из респектабельных семейств Америки лежал в Гарвард. Первый университет Соединенных Штатов не столько давал хорошее гуманитарное образование, сколько представлял собой «клуб для избранных», где воспитывалась будущая интеллектуальная элита страны. Известный литератор У. Д. Хоуэллс вспоминал: «В Кембридже того времени общество хранило все лучшее от деревенских традиций — хранило сознательно, сочетая это сознание с полной осведомленностью во всякого рода других вещах. Практически каждый его житель бывал за границей, но, приобретя вкус к оливкам, не терял привязанности к местным соусам. Жизнь интеллектуальную характеризовала крайняя демократичность, и я не знаю другого города, в котором в то время, когда капитализм брал свой разбег, деньги ценились бы столь низко… Возможно, люди полагали, что всякий, кто принадлежал к старому кембриджскому обществу, должен быть из хорошей семьи, иначе бы он просто не смог там поселиться».

Теодор Рузвельт вошел в увитые плющом старые гарвардские ворота осенью 1876 года. Жизнь избалованного американского патриция, казалось, шла по накатанной колее. Соученики Тедди вспоминали франтоватый внешний облик студента, единственного на курсе имевшего собственный экипаж. Его ухаживания стала принимать Элис Х. Ли, голубоглазая блондинка, дочь одного из крупнейших банкиров Бостона. Родители и друзья называли улыбку белокурой Элис «солнечной». Настойчивый и ревнивый Теодор, по слухам, даже обзавелся дуэльными пистолетами из Франции, чтобы отваживать возможных соперников.

Он был молод, богат и удачлив. Однако первый серьезный удар судьбы не заставил себя ждать. Телеграмма из Нью-Йорка известила студента третьего курса о кончине отца, «лучшего из людей на земле», как записал в дневнике Теодор Рузвельт.

Летние каникулы двадцатилетний юноша решил провести среди скал и глухих лесов в верховьях штата Мэйн, близ канадской границы. Его проводник из местных жителей, огромный «лесной человек» Билл Сюэлл, с изумлением поглядывал на субтильного городского интеллигента, который совершал изнурительные пешие переходы и мог часами находиться в седле. «Смотри за ним. Он убьет себя раньше, чем признается в усталости», — предупредил Билла домашний врач Рузвельтов. Сам же Теодор добавил «для укрепления духа и тела» еще и уроки бокса.

Рузвельт закончил Гарвард в числе лучших на курсе, женился в день своего двадцатидвухлетия и увез бостонскую красавицу в загородный семейный дом в Ойстер-Бей (Oyster Bay), на северном берегу острова Лонг-Айленд под Нью-Йорком. Была лишь одна царапина на фоне общего глянца: Эдит Кермит Кароу, подруга детства Теодора, которая, по слухам, была влюблена в него со школьных лет. Впрочем, на свадебном балу у Рузвельтов улыбающаяся Эдит танцевала больше других.

Еще в университете Теодор начал писать объемистую монографию «Война 1812 года на море» («The Naval War of 1812»), которая принесла ему репутацию серьезного историка. Со временем эта книга станет обязательной для чтения на всех кораблях военно-морского флота США. Рузвельт, между тем, начал посещать лекции по юриспруденции в Колумбийском университете. А через год, неожиданно для многочисленного клана родственников, Тедди заявил, что хочет заниматься политикой. Покойный отец вряд ли одобрил бы такой выбор: солидный бизнесмен и меценат, приложивший руку к созданию музея Метрополитен и нью-йоркского Музея естествознания, Рузвельт-старший, по семейной традиции, смотрел свысока на публичную суету, недостойную джентльмена.

Молодой Теодор Рузвельт

Нью-йоркская политическая жизнь того времени была притчей во языцех. В «сигарных комнатах», подальше от посторонних глаз, большие и маленькие партийные боссы покупали и делили голоса и должности. Годами главные назначения в Городе большого яблока совершались по воле Таммани-Холл — испытанной политической машины, приводившей к власти политиков, подконтрольных мафиозному бизнесу. Введенная боссом Таммани Уильямом Твидом система «откатов» позволяла наживаться на всем: выдаче лицензий, торговле земельными участками, получении подрядов, завышении сметы работ, монополизации общественного транспорта. Самым громким из скандалов стал долгострой окружного суда в нижнем Манхэттене. В общей сложности многолетнее возведение здания суда обошлось налогоплательщикам почти вдвое дороже, чем покупка Аляски у России. Ньюйоркцы прозвали мраморный дворец «Твидовым судом».