Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики

Занимаясь дипломатией в Равенне и Лукке, чтобы обеспечить себе желаемое, Цезарь знал, что крайне необходимо его присутствие в Британии. У зимовавшего там легиона подошли к концу съестные припасы, и командир его был вынужден разослать фуражиров. Некоторые из занимавшихся реквизициями офицеров оказались на территории местного племени венетов и были похищены. Венеты, вынужденные предыдущей осенью предоставить римлянам заложников, надеялись на благополучный обмен, однако предложение это, казавшееся им вполне разумным, выдавало прискорбное непонимание собственного врага. Венеты наивно полагали, что римляне ведут военные действия согласно принятым правилам межплеменных войн, признававшим быстрые набеги и засады, пустяковые стычки и взятие заложников. С точки зрения римлян, однако, подобная тактика представляла собой чистейший терроризм, и как таковая была наказуема. Цезарь приготовился преподать венетам жестокий урок. Поскольку они являлись племенем мореходов, он приказал одному из самых одаренных своих офицеров, Дециму Бруту, построить военный флот. Застигнутые врасплох суда венетов были уничтожены. Племени не осталось другого выбора, кроме капитуляции. Старейшины были казнены, а всех остальных продали в рабство. Цезарь, обыкновенно гордившийся своим милосердием, решил на этот раз «дать пример врагу, чтобы в будущем варвары обнаруживали большее уважение к правам посланников»[206] — под каковым определением, он, конечно, разумел своих фуражиров. Такой поворот событий выдавал его истинную цель. Галлам надлежало осознать новую реальность: отныне правила будет устанавливать только он, Цезарь. Племенные раздоры и восстания отходят в прошлое. Стране предстоит жить в мире — установленном по воле и правилам Рима.

Обрушившаяся на венетов жестокая кара возымела желанный эффект. Той зимой всей Галлией овладело настроение угрюмой покорности. Большинство племен не успело еще помериться силой с римлянами, однако слухи делали свое дело: повсюду стало известно о появлении неведомого прежде страшного народа, оказывавшегося непобедимым всякий раз, когда дело доходило до сражения. Правда, слухи эти не успели дойти до глухих чащоб Германии. И весной 55 года до Р.Х. два племени совершили трагическую ошибку, перейдя через Рейн в Галлию. У Цезаря уже не хватало терпения на непоседливое население. Пришельцев выкосили под корень. И чтобы обитающие за Рейном варвары получили четкое предупреждение, Цезарь сам перешел реку. Он сделал это не в лодке — ибо подобный способ передвижения показался ему «унизительным для собственного достоинства»,[207] — но по специально построенному мосту. Инженерное искусство его строителей вкупе с железной дисциплиной легионов настолько красноречиво свидетельствовали о силе римской державы, что находившиеся на противоположном берегу германцы растворились в лесах, увидев встающее из бурных вод внушительное сооружение. Сказочные леса Германии были предметом многочисленных историй. Рассказывали, что в них обитают странные существа, а сами леса эти простираются не зная предела — иди хоть два месяца, а все равно не оставишь их за спиной. Заглянув под их тенистый покров, Цезарь не стал испытывать судьбу и проверять на деле истинность подобных историй. Оставив германцев, укрывшихся в лесных чащобах, он пожег их жилища и урожай, а затем вернулся назад в Галлию. Сооруженный с таким мастерством и старанием мост он приказал разобрать.

Цезарь всегда был наделен особой склонностью к актам разрушения. Всего десять лет назад он сравнял с землей свою новую виллу и тем самым заставил говорить о себе весь Рим. Этот железный телом полководец, ограничивавшийся в походах солдатским рационом, способный вдохновить целые легионы собственной отвагой, разделявший все трудности и опасности, которым подвергал своих людей, спавший на мерзлой земле, завернувшись только в собственный плащ, оставался прежним, склонным к броским выходкам Цезарем. Выработанный им в годы бурной молодости вкус к величественным и волнующим жестам, теперь пронизывал его стратегию как проконсула римского народа. Он как всегда стремился ошеломить, ослепить. Строительство и разборка моста через Рейн лишь отчасти удовлетворили его аппетит к еще более эффектным поступкам. Поэтому, едва возвратившись в Галлию, Цезарь повел своих людей на север, к берегам сегодняшнего Ла-Манша.