Рубин эмира бухарского

Паша понял это как технический вопрос:

— А очень обыкновенно: каблуком.

Он не глядел на меня, сидел бледный и злой. Но мы были старыми друзьями. Он решил что-то мне рассказать, поборол гнев и начал:

— Я их всех ненавижу. Много, много лет. С тех пор, как отца...

Голос его прервался. Он вновь поднял голову:

— Я тебе не рассказывал. Отец был машинистом на паровозе, это в последние годы, а так все ездил сначала кочегаром, потом помощником. Развился у него ишиас, у многих машинистов от разницы температуры у топки и снаружи, от сквозняков, от высовывания в окна бывает эта болезнь. Он уволился с дороги. Пошел работать на паровую мельницу механиком. Котельная маленькая, котел «Бабкок и Вилькокс» старый, с полсотни лет, требовал ремонта. Отец говорил, хозяин Гончаров не слушал, ну котел взорвался, и отец сварился.

Я весь съежился:

— Как — сварился?

Даже после всех этих лет Паша не мог спокойно говорить об этом:

— Охватило всего перегретым паром, и с него вся кожа слезла. Он мучился двое суток и умер. Вот я их всех и ненавижу... Нас осталось пятеро. Котельный инспектор за взятку составил акт, что взрыв и несчастный случай произошли по недосмотру механика. И ничего мать с хозяина получить не смогла.

Мы помолчали.

— Как же мать вас всех подняла? — спросил я.

— Ну как? — неохотно и скупо отвечал Павел, видимо насилуя себя. Порыв прошел. — Пошла сначала белошвейкой по домам, шила поденно, по рубль с четвертаком в день, работа непостоянная, часто без хлеба сидели... Потом в прислуги... к таким господам, как этот... Сколько стыда и горя натерпелась. Меня на последние гроши вытянула, я, как мог, тянул сестренку, и вот только революция... Слушай, ты, — внезапно обратился он ко мне, — мы с тобой товарищи, во всем товарищи, я тебе верю, во всем верю, и я тебя с ними не путаю, ты это знай...

После маленькой паузы он добавил:

— Только ты вот чудной немного, заучился, что ли? — Он впервые улыбнулся. — Ты не бойся, доедем, как надо, никто тебя не тронет.

Но желание задавать вопросы овладело мной не на шутку, я снова спросил:

— А что за человек этот Листер? Что он и кто он?

Паша опять замкнулся:

— Ну, кто. Ты же слышал: военный.

— А теперь что?

— Теперь? Опять же слышал: едет лечиться в Туркестан.

Голос Паши звучал уже чуть раздраженно. Я явно пережал педаль.

— Паша, а как приедем, что будешь делать?

— Как приедем, видно будет. Найдут дело.

— Кто найдет?

Паша помедлил, потом сказал, и в голосе его зазвучала нотка важности и гордости.

— Партия найдет. Я еду в распоряжение Туркбюро. Туркестанского бюро ЦК партии, — повторил он раздельно.

— Паша, а Толмачевы тебе понравились?

— Понравились, — просто ответил он. — Из тех, да не паразиты.

— А Катя?

Паша чуть покраснел. В спорте это был запрещенный удар — ниже пояса.

— А что?

Все было ясно без слов.

— Ну, давай ложиться, — сказал он, не подымая глаз.

Мы разделись в темноте, легли, и каждый стал думать свою думу.

Паша был прост и откровенен во всем, кроме, как я видел, некоторых тем, которых я не должен был касаться. Но это нормально. Революция научила нас уважению к тайне товарища. Каждый из нас знал, что он был волен спрашивать товарища о чем угодно, но что тот не был волен на все отвечать.

После этого разговора у меня еще больше защемила совесть. Мои вопросы, с которыми я наседал на Пашу, имели особую подкладку, хотя во всем этом я не отдавал тогда себе отчета: я держал себя так, будто нам нечего было скрывать друг от друга, и заставлял его переходить к обороне именно потому, что в глубине души больше всего боялся наступления. Я без конца спрашивал его, чтобы не дать случая ему спрашивать меня. Но я знал, что Паша не отвечал на некоторые вопросы из чувства долга; я же преследовал глубоко личные цели. Ведь я обманывал Пашу, скрывая от него истинную цель своей поездки. На самом деле я собирался немедленно же по прибытии в Туркестан, любыми правдами или неправдами, пробраться дальше за рубеж, в Индию. Как только представилась бы такая возможность, я бы уехал в ту же минуту, даже не попрощавшись с Пашей, который, ничего не подозревая, был просто орудием для выполнения моего плана.

Глава II ЧАЙХАНА-МАЙДАН

1