Две еврейки неопределённого возраста, одетые в какие-то лохмотья, копошились у очага, всё время там что-то то снимая, то ставя, то передвигая. Однако именно оттуда шёл такой непревзойдённый запах, что Мозель забыл своё первое желание – уйти прочь и, скривившись, начал осматриваться. От этого, не особо приятного, занятия Мозеля оторвал голос, долетевший из самого тёмного угла корчмы:
– Уважаемый брат рыцарь, прошу к столу!
Мозель оглянулся и увидал, что Отто фон Кирхгейм поспешил на зов. Купцу не оставалось ничего другого, как пойти следом, и, уже слегка пообыкнув к полутьме, он разглядел пожилого лысоватого человека в одежде пилигрима, который сидел за столом. Капюшон его рясы был откинут, и на загорелой лысине играли отблески очага.
Тем временем Отто фон Кирхгейм поспешно плюхнулся на лавку, стоявшую у стола пилигрима, и рассмеялся.
– Какая неожиданная встреча с благочестивым братом… Какая встреча!
– Случается… – с усмешкой отозвался пилигрим и глазами показал на усаживающегося рядом с комтуром Мозеля. – А это кто?
– Это мой добрый приятель, герр Мозель. Купец из Любека, – пояснил комтур.
Пилигрим весьма заинтересованно посмотрел на Мозеля и, подвигая ему свою кружку, больше напоминавшую маленький жбан, предложил:
– Выпейте, герр Мозель, это не узвар, а просто нектар леса. Надеюсь, вскоре нас хорошо накормят. Кажется, рыбу-фиш по-еврейски здесь готовят непревзойдённо…
Мозель, намаявшись за дорогу, охотно хлебнул напиток и едва только собрался послушать разговор комтура с монахом, как неожиданно почувствовал, что голова у него понемногу начинает идти кругом. Похоже, варево оказалось весьма коварным… А пока Мозель безуспешно пытался привести мысли в порядок, пилигрим, который почему-то внимательно наблюдал за всем, обратился не к своему, судя по их радостной встрече, давнему знакомцу комтуру, а непосредственно к купцу:
– Признаться, меня несколько удивляет, герр Мозель, что ганзейский купец путешествует не морем, как всегда, а сушей…
– Это случайность, – чувствуя необыкновенную лёгкость, бесшабашно махнул рукой Мозель. – Меня ограбили, товар пропал, вот и…
– Ну не скажите, – вмешался комтур, взяв оказавшуюся на столе ещё одну кружку и наливая из стоявшего тут же кувшина вина себе. – И мне помог, и от самого Луческа с нами идёт, и вот что мне подарил…
Хвастаясь камнем, комтур показал перстень, и пилигрим мгновенно среагировал на подсказку.
– О, так вот чем вы торгуете, герр Мозель… Драгоценные камни!
– Именно так! – уже порядком захмелевший Мозель пьяно мотнул головой. – Королевские камешки имеют чудодейственную силу…
– Это какие же? – внимательно рассматривая перстень комтура, быстро спросил пилигрим.
– Те, что принадлежат королям… И такие, как в этом перстне, они называются «лунные камни», тоже…
Мозель уже не контролировал себя, и быстро понявший это пилигрим поинтересовался:
– А вам про герра Блюменрита ничего слышать не приходилось? У него, говорят, алхимик есть… Он его вроде как повесить собирался, но отчего-то передумал… Так было?
– Блюменрит?.. – оторопел Мозель и, мгновенно трезвея, чересчур решительно закрутил головой. – Нет, откуда мне…
– Ну как же, – гнул своё пилигрим. – У солидного купца везде должны быть свои люди…
– Само собой есть! – Мозель чуть было не проболтался про Гинне, однако вовремя прикусил язык и сказал совсем другое: – Вот есть у меня такой себе пан Вильк… Он теперь с рыцарем Шомоши в свите самого коронного гетмана. Так вот он присягнул мне, что будет служить нашему цесарю!..
Услыхав такое, пилигрим многозначительно переглянулся с комтуром и снова подвинул кружку Мозелю…
В огромном камине пылали дрова, и тепло, быстро заполняя комнату, наконец-то давало возможность забыть пронизывающую морскую сырость. Ганзейский когг, который шёл с грузом мехов из Новгорода, при заходе в Кёнигсберг взял на борт Теодора Мозеля, и, таким образом, последняя часть пути прошла для купца в относительном спокойствии.
Конечно, опасность на море есть всегда, однако Мозель предпочитал плыть на корабле, а не таскаться пешком по лесным чащам. И потому, взвесив все «за» и «против», купец неизменно отдавал предпочтение коггу. К тому же любое, пусть даже случайное напоминание про шлях под Троками заставляло Мозеля поднимать руку и уже привычным движением гладить голову.
К счастью, полученная тогда, при нападении, глубокая рана в конце концов зажила без особых последствий, но рубец, образовавшийся позже, легко прощупывался под волосами и не давал забыть про опасную встречу. Вот и сейчас, тронув рубец пальцами, Мозель придвинулся поближе к камину и попытался вспомнить что-нибудь приятное.
На сегодня самым лучшим был момент, когда тихоходный когг, миновав морскую стражу, охранявшую подходы, медленно вошёл в устье Траве, а потом, добравшись до Голстенгафена, спустил парус. Грохот якорной цепи Мозель воспринял как игру музыкантов, приветствующих возвращение домой. Путешественник с нетерпеливой радостью следил, как матросы травят фалы, скатывают парус и тянут рей вверх.