– У одного шляхтича, – ответил Скаретти и добавил: – Между прочим, было подозрение, что во время нападения разбойников на заезд именно он выкрал письма цесаря…
– Разве?.. – Отто фон Кирхгейм с недоверием покосился на монаха, но, так ничего и не сказав, умолк…
Первый раз за свою жизнь Вильк из Заставцев испугался по-настоящему. Даже сейчас, спокойно проезжая шляхом, он видел перед собой не луг, лес или озеро, а перекошенные от ярости лица. В глазах шляхтича, повторяясь в который раз, возникал блеск клинков, ему опять слышался звон ударов меча или палицы, словно стоявший у него в ушах…
К тому же Вилька очень беспокоило то, что рыцарь Шомоши получил во время боя пулю из ручной бомбарды, которая едва не расколола ему панцирь, и теперь лежал неподвижно на возу, лишь изредка приходя в сознание. Именно тогда, когда он приходил в себя, Шомоши решительно требовал от Вилька, чтобы тот вёл отряд не битым шляхом до какого-нибудь селения, где раненому можно оказать помощь, а наоборот, настаивал, чтобы они почаще прятались в лесу.
Такие остановки и впрямь были необходимы. Во время жестокого боя досталось многим и, когда Вильк, по приказу Шомоши, затаивался в какой-нибудь глухомани, раненые были рады возможности малость отлежаться, те же, кто остался цел, сразу же принимались шумно обмениваться взятым у врага оружием, латами и прихваченым барахлом. Ни Шомоши, ни Вильк не запрещали воинам заниматься таким переделом, поскольку по войсковому обычаю это было их неотъемлемым правом. Единственным исключением в таких случаях оставался возок с сундучком, где находилась корона. Вильк решительно пресекал любые попытки добраться и до этого трофея, а чтобы быть поспокойнее, устроил на повозке удобную постель для тяжело раненного Шомоши.
После нескольких таких остановок напряжение, вызванное стычкой, начало понемногу отпускать Вилька, однако теперь возникли совсем другие опасения. Тогда, едва вырвашись из общей свалки и увидав спрятанную в сундучке корону, Вильк возрадовался, и только сейчас, малость подумав, он до конца понял, какие опасности его ждут.
Заварушка, связанная с коронацией Витовта, была хорошо известна Вильку, и он отлично понимал, кто стоит за приказом, который они с Шомоши только что выполнили. Вот только последствия для него, Вилька из Заставця, могли быть совсем нежелательными, а если припомнить его личное участие в событиях на заезде, то и вообще плохие.
От одного лишь представления, что с ним может теперь случиться, Вильку сразу захотелось обратно к себе домой, в лесную глушь. Вот только это было уже невозможным и оставалось одно – ждать, как посмотрят могучие можновладцы на его достаточно заметную роль во всех этих, ох, как небезопасных делах…
Однако шум, то и дело возникавший вокруг, отвлекал Вилька от тяжких мыслей. В конце концов он поднялся, собираясь осмотреть табор, и вдруг кучка людей, вернувшихся со шляха, обратила на себя внимание Вилька. Между знакомых лиц собственных воинов Вильк приметил кого-то неизвестного, одетого в голубоватую рясу.
Вильк решительно пошёл навстречу и, ещё не дойдя нескольких шагов, грозно рявкнул:
– Что там у вас?!.
– Да вот, на шляху сцапали, – принялись объяснять воины и, указывая на староватого мужчину, который настороженно оглядывался по сторонам, добавили: – Говорит, что он пилигрим…
– Ну и какого дзябла[195]
вы этого самого пилигрима сюда в табор приволокли?– Так монахи же на ранах знаться должны. Вот он пускай пана Шомоши и посмотрит…
– Кого?.. – неожиданно дёрнулся пилигрим. – Пана Шомоши?
– А ты что, знаешь его? – удивился Вильк.
– Слышал, как какой-то Шомоши на турнире в Кракове знатно выступил, – спокойно пояснил пилигрим и поинтересовался: – То что, правда, тот самый?
– Тот, тот… – заверил монаха Вильк и жестом приказал идти следом.
Пока они шли табором, пилигрим успел всё хорошо рассмотреть и, сразу поняв, что случилось, спросил:
– Это с кем у вас была стычка?.. С разбойниками?
– Нет, на гуситскую банду наткнулись. Вот у них отняли… – Вильк показал на возок, где лежал Шомоши.
Увидев вблизи беспомощного рыцаря, которого издали нельзя было разглядеть из-за высокого борта возка, пилигрим без лишних слов засучил рукава рясы, поднял на раненом рубашку и, разглядывая огромный, на весь бок синяк, спросил Вилька:
– Чем это его так?
– Из ручной бомбарды влупили. Аж панцирь треснул…
Пилигрим сокрушённо покачал головой и начал осторожно прощупывать повреждённый бок. Вероятно, он и вправду кое-что нащупал, так как едва Шомоши негромко застонал от боли, монах сразу прекратил свои манипуляции и обратился к Вильку:
– Конечно, ребро сломано, но вроде бы больше ничего страшного нет… Дня три полного покоя и, считаю, можно вставать.
– Хоть это хорошо… – облегчённо вздохнул Вильк.
– А вы, я гляжу, тут все отчаянные… – пилигрим обвёл длинным взглядом табор и тихо, будто самому себе, сказал: – Герр Мозель может быть доволен…
Вильк вздрогнул и подозрительно уставился на пилигрима, а тот, словно ничего не заметив, наклонился ближе и почти прошептал:
– А то правда были гуситы, пан Вильк?