Рубин Карашэхра

Он приоткрыл глаза, в которых стремительно гасло демоническое пламя, и прошептал:

— Это лучшее, что ты могла сделать… Спасибо, Хул.

И тогда она поняла, что снова обманута. Буллфер опять одурачил ее. У него не было сил бороться дальше. Никто не поддерживал его. Он остался один. Теперь — по-настоящему один. Она почти уничтожила его. И он опять сумел вывернуться, обмануть. Она лишила его свободы, а он снова нашел ее.

— Врача! — завопила Хул так, что пламя факелов дрогнуло. — Врача немедленно, быстро, срочно!

Бес взлетел вверх по лестнице, мелькнув серой шерсткой, и буквально через несколько мгновений в подземелье появился один из Высших демонов.

— Он не должен умереть, — повторяла Хул, обеими руками зажимая рану в груди Буллфера. — Сделай все, чтобы он выжил! Слышишь?!

Демон с некоторым опасением склонился над своим бывшим Хозяином.

— Ну что?! — резко спросила Хул.

Тот покачал головой, выпрямляясь.

— Все, конец. Пробита не только его материальная оболочка, сквозь эту рану уходит энергия, сила. Даже если я остановлю кровь и заживлю тело… это бесполезно.

— Идиот! — завопила Хул. — Бесполезный кретин! Убирайся отсюда!!

— Как будет угодно, госпожа, — сухо ответил демон и телепортировался прочь.

Хул осталась одна рядом с умирающим врагом.

Буллферу не было больно, сила уходила из него стремительно, неудержимо, безболезненно, и с каждым мигом он чувствовал себя все слабее. Вокруг потемнело, свет факелов с трудом рассеивал быстро наползающую мглу. Неожиданно ему стало очень спокойно, уютно. Потянуло в сон, и он понял, как хорошо забыть наконец обо всем, обо всех, ни за что не отвечать, ни с кем не бороться и никому не мстить. Демон глубоко вздохнул, позволяя последним каплям крови вытечь из своего тела, закрыл глаза и больше не шевелился.

Эпилог

Копыта коня глухо стучали по твердой земле, мелодично позвякивали металлические пластинки на упряжи, и шелестел между камнями ветер, перебирающий сухой песок. В эти земли, лежащие далеко в стороне от караванных путей, редко забредали чужаки, но одинокий всадник продолжал упорно двигаться к центру Черной пустыни. По одежде мужчину можно было принять за кочевника одного из степных племен, лицо его было полузакрыто концом шерстяного бурнуса, и только глаза — ясные, цвета барвинка — выдавали северянина.

Как легко было бы сейчас повернуть на северо-запад, туда, где проходили оживленные торговые пути, за несколько дней добраться до моря, в Тобруке сесть на любой корабль, идущий в сторону Аргоса… И забыть наконец…

Такие мысли блуждали в голове всадника ранним утром седьмого числа первого весеннего месяца и двенадцатого года с начала его странствий. Он переживал полосу черного невезения и не менее черного отчаяния. И снова стал сомневаться во всем: в правильности намеченного маршрута, в словах старого торговца, в себе самом. Давно нужно было повернуть на север. Но он не останавливал коня, упрямо продолжая свой путь в пустыню.

Путешественник смертельно устал, но даже если бы он остановился, лег в тени скал, укрывшись плащом, и проспал двое суток, эта усталость не прошла бы. Выбрав путь вечного странствия и постоянных поисков, подчиненный одному-единственному изнуряющему желанию, он гнал коня вперед по необозримым просторам степей, заставлял себя продираться сквозь непролазные чащи лесов и вязнуть в болотах… У него не было даже карты, только смутные догадки, слухи и намеки.

Когда-то давно на базарной площади семнадцатилетний вор услышал от бродячего торговца легенду о древнем городе, лежащем в самом сердце каменной пустыни. Городе, чьи улицы и дома пустуют уже много веков, и только ветер проносится по площадям и жалобно стонет над руинами. Все дороги здесь только в одном направлении — к широкой площади, вымощенной гладкими, ровными плитами. К храму из белого мрамора. Под алтарем его скрыта нефритовая лестница, ведущая глубоко под землю, в огромный зал, где на ложе, украшенном хризолитами, вечным сном спит прекрасный юноша. Легенда утверждала, что это спящий ангел — вестник, на которого наложено заклятие. Он будет спать до тех пор, пока кто-нибудь не спустится вниз и не разбудит его. Еще легенда неопределенно намекала на неслыханную награду, уготованную тому, кто разбудит спящего вестника. Сокровище, дороже которого нет на земле.

Эти рассказы могли оказаться вздорной выдумкой, очередным миражом… Но упорные слухи о древних развалинах в пустыне укрепляли смутную надежду всадника. А образ каменной гробницы продолжал являться во сне. Какое-то исступленное желание найти ее, почти одержимость этой идеей гнали день за днем, ночь за ночью вперед, к загадочному городу.