Рубин царя змей

— Ты не хочешь, чтобы я официально стала твоей хасси, — сказала девушка после недолгой паузы, во время которой мужчина обхватил пальцами горошину ее груди и покрутил. Золотые глаза смотрели лишь на ее тело, всё сильнее темнея, и Иллиане вдруг показалось, что царевич и вовсе может не ответить, увлекшись созерцанием открывшихся перед ним красот. — Почему?

Торриен будто нехотя перевел на нее взгляд и, сильнее сдавив сосок, отчего у Иллианы помимо ее воли из горла вырвался тихий стон, ответил:

— Я не хочу, чтобы ты стала моей, потому что тогда у тебя не останется шанса покинуть дворец.

— Что? — выдохнула девушка, менее всего ожидая услышать такой ответ. — А сейчас я могу вернуться? Домой к матери?

Ее глаза широко распахнулись, все прочие мысли вылетели из головы со скоростью взмаха крыльев колибри. Даже возбуждение отступило на второй план.

Почувствовав это, Торриен встал с постели и, взяв свои штаны, валявшиеся на полу со вчерашней ночи, начал неторопливо надевать, гремя золотой пряжкой ремня.

— Да, это так. Пока ты остаешься девственницей, я имею право вернуть тебя домой, если такова будет моя воля. Ты еще не являешься собственностью Верхнего города. После же того, как ты официально приобретешь статус хасси или сайяхасси, закон запретит мне отпустить тебя, даже если я захочу. Именно поэтому часто среди мираев принято отдавать надоевших хасси другим Великим змеям за соответствующую плату. Назад к себе девушка вернуться не может, а мало кто из мираев соглашается купить своей хасси собственный дом в Верхней Шейсаре и содержать ее до конца жизни. Проще выгодно продать. Хотя… по-всякому случается, — задумчиво проговорил Торриен. — Впрочем, это я отвлекся от темы.

Иллиана нахмурилась, кусая губы. Законы мираев в очередной раз ее нисколько не порадовали. Она и прежде понимала, что хасси — лишь собственность какого-то мирая, но слышать вновь подтверждение этого статуса не было никакого удовольствия.

Однако поняла она и еще кое-что:

— Значит… ты заботился обо мне? Хотел, чтобы у меня был шанс вернуться?..

В горле застрял ком, глаза внезапно защипало.

Торриен ничего не ответил, только молчаливо кивнул, поджав губы. Кажется, эта тема и для него была непростой.

— Но почему ты не говорил об этом раньше? — дрогнувшим голосом спросила Иллиана, не зная, что делать. Ей хотелось и обнять Торриена, и разрыдаться прямо здесь, и засмеяться одновременно. А еще она боялась вновь обрести надежду. Иллиана уже запретила себе думать о том, что сможет вернуться. Постаралась заставить себя не вспоминать, не искать пути побега из дворца. Так было проще не расстраиваться. Проще держать собственное сердце в руках, не позволяя ему, как стеклянной статуэтке, выскальзывать и падать на каменный пол.

— Потому что ты должна была думать так же, как и все остальные, — пожал плечами мужчина, полностью завязав брюки с ремнем и теперь убирая немного всклокоченные черные волосы в низкий хвост. — Чтобы не выдать нас. Видишь, что произошло, стоило Дарьешу узнать правду?

В этот момент он запнулся, а затем добавил:

— Хотя, вероятно, я и ошибся, не рассказав тебе все с самого начала, — вздохнул, сев обратно на край кровати и протянув ей руку.

Девушка посмотрела с прищуром на широкую распахнутую ладонь, а затем вложила в нее свои пальчики.

Тут же Торриен дернул ее на себя, укладывая на колени и сгиб локтя.

Иллиана ахнула от неожиданности и улыбнулась, глядя в довольные глаза царевича. А он в это время продолжил говорить, нежно убирая назад ее рассыпавшиеся по лицу волосы:

— Я не хочу ломать твою жизнь.

Голос его звучал тихо и размеренно. Даже немного грустно.

— Представляю, что значит навсегда покинуть родной город, семью и друзей, любимое дело. Но… — выдохнул. — И отпустить тебя пока не могу. Не выходит…

Провел по контуру ее лица большим пальцем, больше не улыбаясь.

— Прости, я знаю, что я — эгоист и собственник, — добавил, глядя в ее глаза со слегка сдвинутыми бровями. — Но я просто не могу, и все. Думал, что отпущу тебя через недельку-другую, но, похоже, ты околдовала меня, сайяхасси. Я не могу даже представить, что лишусь тебя.

И виновато, болезненно улыбнулся.

— Я не умею колдовать, — еле слышно проговорила девушка, грустно улыбнувшись в ответ.

Она тоже многое хотела бы сказать ему. Что тоже не представляет, как смогла бы его забыть. Как вернулась бы в дом, где нет его золотых глаз и горячих рук.

Но правда была в том, что и мать она забыть не могла. Мать, которая осталась теперь совсем одна.

А потому Иллиана просто молчала. Ее губы еле заметно улыбались, то и дело подозрительно подрагивая, а сердце разрывалось на части от признания Торриена, которое она не ожидала услышать. О котором могла только мечтать.

А ещё — оттого, что сама промолчала в ответ.

— Ты можешь отправлять письма матери, — вдруг проговорил царевич, вырывая Иллиану из плена собственных переживаний.

— Правда?! — ахнула она, чувствуя, что в груди, кажется, что-то лопнуло и растеклось нестерпимо горячим. Слезы все же потекли по щекам.