Рубиновая звезда

Ужас Щербаня еще больше усилился бы, будь он в силах заглянуть в мысли своего спутника. С минуты, когда лже-профессор увидел Кристева живым и сообразил, что его наглая игра проиграна, Безымянным владело состояние, определить которое затруднился бы самый опытный психиатр. То ему хотелось остановить машину, выскочить, бежать и забиться в какую-нибудь щель. То он представлял себе, как направляет клинок в грудь Любушко или Кострова. Попадись теперь дед Савчук к нему в руки, он бы разделался с ним!..

Минутами к нему возвращалось ощущение реального, и тогда он видел, как огромно то, на что заносил руку. Он вдруг ощущал себя пигмеем, и это еще пуще разжигало в нем лютую злобу. О, чего он не дал бы сейчас, чтобы выжечь чудесный сад, оставив на его месте смрад и пепел. Но Безымянный давал себе отчет, что это не в его силах, и даже не в силах тех, кто его послал…

Нервы Безымянного были взвинчены до крайности, и все же он не мог не заметить настроения своего подручного.

— Что вы трясетесь, чорт побери! — сказал он, беря шофера за плечо.

— Неможется мне… малярия у меня, — пробормотал Щербань.

— Какая там малярия. Скажите просто: трусите! — бросил Безымянный. — Далеко еще до Алушты?

— Километров десять, — ответил Щербань и, собравшись с духом, добавил: — Нельзя нам на Алушту ехать.

— А что?

— Если машину мою там увидят, не сдобровать мне. Да и на ялтинской дороге инспекция остановить может, а у меня путевой лист в другую сторону.

Это было разумное предположение. Но в интонации Щербаня прозвучало нечто, заставившее Безымянного насторожиться. Откуда такая нервозность? Сразу обострились чувства, блеснула мысль: «а если?»…

Он нагнулся к Щербаню и вцепился в его плечо:

— Говори: выдал?

— Да что вы, господин штурмбаннфюрер! — плаксиво взвизгнул Щербань. — Богом клянусь…

Но по тому, как неудержимо затряслись руки шофера на баранке, как завихляла машина, Безымянный догадался, что его худшие опасения подтверждаются.

— Поверим, — сказал он, откидываясь на сиденье. — Другая дорога есть?

— Только горами можно проехать, через заповедник. А там пропуск нужен.

— Ладно. Сворачивайте вон на ту колею, направо. Она ведь, кажется, ведет к заповеднику?

Дед Савчук и Соболь, вооруженные длинными шестами, торопливо шли к берегу Сиваша. Старик то и дело поглядывал вверх и неодобрительно крякал. Одна за другой исчезали звезды. Начинал потягивать ветерок, и туча закрывали небо. Соболю все чаще приходилось пускать в ход карманный фонарик.

— Отсюда пойдем, — сказал дед Савчук, останавливаясь, наконец, у самой воды и вглядываясь в темноту. — Ну, товарищ майор, чур не отставать… Следом держите.

Они ступили на дно Сиваша. Во тьме тянуло гнилой сыростью, под ногами хлюпала, шевелилась, как живая, топкая масса. Соболь местами с трудом вытаскивал сапоги из податливого, чмокающего ила.

Дед Савчук, полагаясь на свой опыт, приуменьшил трудности перехода. Изменилось Присивашье в послевоенные годы, да и Сиваш был уже не тот, что до войны. Неоднократные бомбежки «нарушили» дно Гнилого моря, усеяв его тысячами новых, скрытых под водой, гибельных ловушек. Но дед подбадривал себя и своего спутника.

— Це што — чистая прогулка! — рассуждал он, прощупывая шестом дно впереди себя. — Идешь соби, нихто тебе — ни тпру, ни ну. А при фашистах шел я раз…

И дед пустился описывать одно из своих ночных приключений на Сиваше во время Отечественной войны. Он вел трех партизан на тот берег и уже у самого Литовского полуострова смельчаки выдали себя громким всплеском.

Довольно долго пришлось им просидеть в воронке, по горло в воде, наблюдая, как над их головами проносятся цветные нити трассирующих пуль.

— Так и прошивають, так и прошивають: вжик-вжик-вжик…

— Страшно было? — спросил Соболь.

— Ни! — сказал дед. — Одна думка была — людей вывести. А вот я, товарищ майор, хочу вас спросить: почему вы того гестаповца сразу не заарестовали? Вы ж знали, що то не прохвессор?

— Знал. Да не время еще было.

— Не один он?

— Нет, Иван Иванович, не один. Есть еще опаснее.

— Як це ж вы его упустили?

— Наша работа, Иван Иванович, не из одних успехов складывается. Бывают и промахи, и неудачи. Враг тоже хитер, пальца в рот ему не клади — всю руку откусят. Но наша сила в том, что он действует в одиночку или небольшой группой, а нам весь народ помогает, вот как вы…

— Эге! — сказал дед. — Коли всем миром глядеть, да позорче — тут ему, сукиному сыну, и ходу нет… Так не уйдет, товарищ майор?

— Не уйдет, Иван Иванович! Мы еще его вам на очную ставку представим.

Дед снова крякнул, на этот раз одобрительно и сурово.

— Ну, добре. Теперь постойте на месте трошки, я вперед пройду…

И старик исчез в темноте. Соболь стоял по колени в воде и поглядывал на небо. Погода портилась. Ветер дул все резче, настойчивее.

— Сюды идите, на голос, — позвал дед Савчук.

Соболь зажег фонарик и увидел деда шагах в десяти. На лице старика появилось озабоченное выражение.

— Неладно выходит, — заметил он, когда Соболь приблизился к нему. — Ветер-то западный…