— Придется провести обряд инициации. Я не думал, что спящее во многих поколениях наших потомков волшебство проснется в столь разбавленной крови. Но мне, по своей глупости застрявшему в этом затерянном мирке, его жизнь и сила просто необходима!
— А я, милый?
— Прости. — Он нежно поцеловал ее в подставленные губки. — Нам без него не освободиться. И он — последний. Наш последний шанс.
Молодой человек поднял голову и посмотрел в ночное небо.
— Там, между двух маленьких звездочек, спрятан наш светлый мир. Высокие крутые пики и зеленые, отлогие склоны. Фиолетовое небо и два солнца: голубое и оранжевое. Зеленые быстрые реки. Помнишь, как красиво цветут лилии на горных уступах? Когда мы с братьями были маленькими, то лазили за ними для мамы.
— Упасть не боялись? — улыбнулась девушка.
— Ну крылья — то у нас с рождения!
И он обнял призрачной рукой ее прозрачное плечо.
В гостиной, подсвеченной торшером, за столом друг напротив друга, сидели двое людей. На столе, в ведерке со льдом, стояла бутылка шампанского и разнообразные фрукты. И у мужчины, и у женщины в руках были бокалы с покалывающим нос напитком.
— Ваше здоровье, Эстер! — мужчина приподнял бокал, глядя женщине в глаза.
Она мягко усмехнулась:
— И ваше, Бернат!
Они отпили вино.
— Ваш брат не будет Вас искать?
Бернат проницательно посмотрел на женщину и ответил, наблюдая за ее реакцией:
— Нет, думаю, он обрадовался, что мы ушли вместе, и сразу побежал к своей долголетней страсти.
Эстер вопросительно приподняла бровь. Мужчина прикрыл глаза, растягивая паузу и смакуя напиток.
— Великолепное шампанское! — наконец, изрек он. — Приятный, терпкий аромат. А Вам песни кто-то пишет?
— Хотите предложить свои услуги в роли сочинителя баллад? — усмехнулась женщина. — Я пишу их сама. Так, как нравится мне. Иногда заказываю тексты у одного столичного стихотворца.
— И кому же были посвящены две последние песни?
— Как? Вы разве не догадались? — Эстер тоже умела держать паузы и не отвечать на каверзные вопросы.
Бернат покряхтел, догадавшись, что его обыграли.
— Вероятно, дочери нашего уважаемого мэра?
— Именно.
— Но тогда почему «ты нужен мне» и «вернись, любовь»? Согласитесь, странное обращение женщины к женщине.
— Есть такой художественный прием, как обращение от чужого имени.
— И от чьего имени Вы обращались?
Женщина поморщилась:
— Вы как-то чересчур дотошно выспрашиваете, словно в моих словах услышали личную заинтересованность.
— У Вас было такое лицо, словно Вы потеряли близкого друга.
— Это всего лишь театр, игра. Если я буду петь без вдохновения, меня не станут слушать. А у Линды наверняка был роман, и не один. Поэтому песни о разбитом сердце — беспроигрышный вариант.
— А может, ей неведомо безнадежное чувство потери? — Спросил Бернат, знавший мэрскую семью весьма хорошо.
И они постепенно перемыли косточки многим знакомым, не касаясь лишь единственного человека, об отношении к которому противоположной стороны хотелось знать им обоим.
Когда глаза начали слипаться, а госпожа Эстер пожаловалась на усталость, Бернат поднялся и, извинившись за позднее вторжение, поцеловал женщине кончики пальцев:
— Спасибо за приятный вечер. Пойду-ка я, поищу младшего. Что-то сердце не на месте.
— А что с ним могло случиться? — тут же встрепенулась еще недавно засыпавшая на глазах женщина. — Он плохо себя чувствует?
— Боюсь, что слишком хорошо.
— Тогда чего Вы боитесь?
— Есть кое-что… Но это — дела семейные. Ложитесь спать, милая госпожа Эстер. Спокойной ночи!
Женщина решительно набросила на плечи шаль.
— Пойдемте! Мне не нравятся Ваши интонации. И чтобы не вертеться в постели, представляя себе всякие ужасы, я пойду с Вами. Хочу убедиться, что с вами обоими полный порядок, и Вы тоже спокойно ляжете отдыхать!
Она решительно открыла дверь, выпуская его из комнаты. И также решительно взяла под руку, пока они шли коридором.
«Интересно, за кого она переживает, за Иржика или за меня?» — подумал Бернат. Потом представил образ брата рядом с собой. «За него, паршивца!»
— Куда мы идем? — спросила Эстер.
— На четвертый этаж. Хочу посмотреть сначала его номер.
Поднявшись на лифте и пройдя немного вперед по мягкой ковровой дорожке, они остановились перед дверью.
— Стучите! — Кивнула Эстер, кутаясь в шаль.
Бернат постучал. Дверь открыл охранник с голым торсом, босиком, но в пижамных штанах.
— Ой! — Сказал он и, протянув куда-то руку, вытащил халат, тут же накинув его сверху.
— Где Иржи? — сдвинув брови, грозно спросил Бернат.
— На диване… — пролепетал Йожеф. — Смотрит телевизор.
Бернат отодвинул охранника и зашел в гостиную.
На полу, перед диваном, стоял низкий стол, на котором лежали сыр, хлеб, нож. Дымились две чашки. Громко работал телевизор, показывая развлекательную программу. Иржи, тоже в одних пижамных штанах, лежал на животе и, поедая сыр, громко смеялся над глупыми шутками. Обернувшись на шум, он увидел брата и Эстер. Сзади стоял разводящий руками охранник.
— А вы чего не в постели? — удивленно спросил он, закладывая остаток сыра за щеку.
Вопрос прозвучал двусмысленно. Эстер покраснела, не отводя жаркого взгляда от прекрасного лица и тела Иржи.