Рубиновый лес. Дилогия

– О, ещё как повторится, – хмыкнула Рубин, прикладываясь ртом к кайме своего кубка – золотого, поистине королевского, а не серебряного, как у принца в его руках. – Я ведь недаром пересказала, кто ты есть. В твоём положении стоит быть осмотрительнее…

– Да, мама.

– И брать больше уроков у отца. – Рубин посмотрела на него серьёзно и схватила пальцами за подбородок. – Кто-то снова пронёс в Столицу ножи из запретного чёрного серебра? Как тебя сумели чиркнуть по лицу? Ты разучился уворачиваться?

Она повертела его голову так и сяк, цокая языком. Материнское беспокойство словно добавляло ей той зрелости со следами морщинок в уголках глаз, которое не читалось на её лице в обычные дни – лице настолько юном, что сложно поверить, будто она может приходиться кому-то матерью вовсе. Фибула с тремя лунными ипостасями сверкала в длинных широких косах, будто настоящая луна, устроившаяся на ночлег в пшеничном поле. Когда Рубин наклоняла голову, по залу разносился звон её височных колец с мелкой россыпью сверкающих камней, а когда поднимала руку – звенели увитые цепочками рукава. Уговорить её надеть традиционное красное платье советники так и не смогли, поэтому пришлось довольствоваться пурпурным, но едва ли это умаляло то величие, которое она источала, как запах ветиверового масла. Разве что выглядела не так серьёзно, как в своём обычном лётном доспехе, в котором, пожалуй, даже Джёнчу видел её чаще, чем в хангероке, не говоря уже об остальных присутствующих здесь.

– Если снова побьют, спрашивай меня, – напутствовала Рубин, вернув руку с лица Джёнчу на кубок. – Лукане ещё не хватает опыта. Капустный сок гораздо лучше синяки сводит, чем полынь.

– Да, мама. Просто… – Джёнчу откинулся на спинку резного стула и прижался к нему макушкой, такой же белокурой, какой повернулась к нему мать, чтобы дотянуться до дичи на другом конце стола. – С одной рукой так сложно! – пожаловался он, перехватив себя за запястье там, где прорезалась жемчужная чешуя. – Вот бы и вторая такой же была! Или был бы у меня хвост… Ох, ты бы видела, какие вещи Цици хвостом вытворяет! Ой, нет, не в этом смысле. – Джёнчу неловко засмеялся, когда Рубин резко обернулась к нему с набитым ртом. – Она им стрелы умеет отбивать, представляешь?

– Представляю. Но и ты представь, каково было бы портнихам королевским, придись им на всех твоих штанах дырки вырезать. Когти у тебя на обеих руках имеются, не так ли? Чешуя лишь на одной, то верно. Но не забывай, – Рубин наклонилась к сыну близко, прежде чем погладить его по щеке рукой другой, костлявой, как у мертвеца, – наши слабости порой преимуществ всех ценнее.

Джёнчу кивнул, запоминая, как запоминал каждый прошлый её урок. Мать обычно преподавала словами, а вот отец – наказаниями. Очередное бы неизбежно ждало Джёнчу, узнай тот, куда и с кем ходил его сын накануне Вознесения тайно, под покровом ночи, но, благо, стул его всё ещё стоял пустым.

И спустя десять минут стало понятно почему.

– Повтори ещё раз! Как ты назвал моего детёныша?! Мэ`я?!

Присутствующие дамы вздрогнули от испуга, заслыхав разнёсшийся по Медовому залу драконий рык, и несколько из них даже пролили на себя вино. Танцующие в альковах под «Лисью свадьбу» обернулись, советники отложили куриные ножки и соленья, тревожно сглотнув. Рубин же только залпом опустошила свой кубок и встала.

– Кажется, твой отец снова сцепился с твоим дедушкой, – вздохнула она.

Джёнчу потёр невольно дёрнувшуюся бровь. Дедушка. Ну, конечно. Кто ещё стал бы звать его не грубо, но и не совсем прилично, а пренебрежительным мэ`я – помесью? Джёнчу давно смирился с этим прозвищем, а вот Солярис смириться не мог. Он всегда и всё, что касалось сына, воспринимал чутко и болезненно. Мать рассказывала, что, впервые взяв его на руки после рождения, ещё кричащего, красного и даже не представляющего всю ту любовь, которой Джёнчу собирались окружить, Солярис первым делом прошептал «Моё», уткнувшись в пелёнки носом. Когда же Рубин деликатно его поправила – «Не твоё, а наше», – Солярис кивнул, но затем повернулся к ней спиной и всё равно повторил, только уже тише: «Моё. Мой детёныш».

Сколько бы лет ни минуло, родительские инстинкты драконов – даже сильнее, чем инстинкт выживания, – очевидно, нисколько не ослабевали.

– Надо было предупредить вас обоих, что Борей тоже прибыл. Ещё с зарёй и раньше других, кстати, – добавила Рубин. – Я отлучусь ненадолго, хорошо?