Рубиновый лес. Дилогия

К тому моменту, когда я всё-таки сумела убедить Кочевника не бросаться на Хагалаз с топором, потому что «хорошие люди в таких местах не живут, живут только приспешники Дикого», и затащила его в хижину, на улице уже окончательно стемнело. Зато внутри было светло, почти как днём, хоть и горел всего один камин. Его пламя казалось белым и прозрачным, точно хрусталь, и сияло в два раза ярче обычного. Само жилище представляло собой одну большую комнату, разделённую бумажными ширмами, что отделяли кровать от ночного горшка с бочками, а бочки – от обеденного стола и кухни. Построенный из массива тёмного дерева дом стонал от ветра и наших шагов, когда мы трое разбрелись по нему, изучая.

В северном углу я заметила алтарь Волчьей Госпожи из венка рубиновых веток, звериных косточек и пучков тлеющей ворожеи. Под потолком висели резные тотемы, затупившиеся серпы с ритуальными ножами, сухие метёлки и связки трав. Я узнала и чабрец, и розмарин, и мелиссу, и зверобой; здесь были даже редкий шафран, который растёт только в дикой местности жаркого Ши, и снежная анемония, растущая на пиках Меловых гор. Вёльва высаживала их саженцы в глиняных горшках вдоль подоконников, душистые и изумрудно-зелёные, как островки лета. Запах трав мешался с запахом раскалённых углей и специй из чугунка, в котором булькала овощная похлёбка. Только завидев её издалека, Кочевник скривился и вгрызся зубами в сырую рыбу, взгромоздившись на табурет у самой двери, будто готовился в случае чего бежать. Скорее всего, без нас.

– А это… хм… что это? – спросила я, так и не придумав, чем может являться странная вещица, подвешенная над очагом. Похожая на весы с двумя блюдцами, но с большой круглой деталью посередине, на которой по чёрточкам двигались железные стрелы.

– Это часы, – ответила Хагалаз, помешивая черпаком булькающий в чугунке суп. – Им не нужен песок или солнце, чтобы показывать время. Драконье изобретение. Крайне бестолковое, на мой взгляд, но раз подарили…

– А вон там что за побрякушка? Выглядит дорогой. Я такие только у торговцев шёлком видел, у которых мы иногда еду отнимали, – брякнул Кочевник и ткнул обглоданной рыбьей косточкой куда-то за бумажную ширму.

Я сложила походную сумку и плащ на скамье у старого ткацкого станка, на котором висели обрывки недотканного сукна, и подошла к ширме, где остановился и Солярис тоже. Он выглядел довольно расслабленным по сравнению с тем, каким был обычно, но лишь до того момента, пока не увидел вышитый золотом гобелен над скромной постелью из соломы, о котором говорил Кочевник.

– Это из королевской сокровищницы, – прошептала я, отодвигая ширму. Пускай рыскать по чужому дому было невежливо, но подобное поведение, на мой взгляд, прощалось, если в этом доме вдруг находились твои законные вещи. – Это же история о королеве Дейрдре и королеве Керидвен! Та самая, где Дейрдре украла и сломала её посох Вечных Зим. Откуда у вас гобелен?

– Оттуда же, откуда почти всё остальное. – Хагалаз замурлыкала точь-в-точь как её белая кошка, которая запрыгнула прямо на обеденный стол и устроилась там, пока вёльва сервировала его всякими яствами и деревянными блюдами. – Я ведь говорила, что не беру больше, чем человек может отдать. А принц был очень щедр…

– Какой ещё принц? – спросил Солярис.

– У меня плохая память на имена, да и было это лет двадцать назад. – Хагалаз взялась за кувшин и принялась разливать по кубкам ягодный сок. Их я тоже узнала – серебряные, с окантовкой из синего кварца. Из точно таких же кубков пили младшие хирдманы на пиру в честь моего Вознесения. – Кажется, его звали Омарейн… или Омерон…

– Оберон? – догадалась я, и Хагалаз щёлкнула пальцами.

– Точно! Оберон!

Солярис посмотрел на меня, я же вновь смотрела на убранство комнаты. За нагромождением веников можно было и не заметить тех сокровищ, которыми полнилась простая лесная хижина. Нефритовые статуэтки, бронзовые подсвечники, книги в обложке из дорогой телячьей кожи… И целых пять дейрдреанских гобеленов! Только за них вёльва могла выручить столько денег, что ей хватило бы на собственный замок, но вместо этого она использовала их как скатерти: под тарелками лежало ещё одно полотно. Хагалаз собиралась ужинать прямо на истории моих предков.

– Значит, ты жила в Рубиновом лесу ещё до того, как он стал таким? – спросила я, и Кочевник, услышав это, настолько воспрял духом, что наконец-то перестал жаться к двери.

– Я здесь с тех самых пор, как был посажен первый его саженец, – ответила Хагалаз, и я нахмурилась, но решила не уточнять, что первый саженец был посажен здесь ещё несколько тысяч лет назад, даже до рождения королевы Дейрдре и появления туатов. – Я была здесь и тогда, когда с неба падали тела небесных созданий, а несчастные мужи захлёбывались в собственной крови у корней моих прекрасных деревьев. Мне больше некуда было идти. Что бы ни происходило с лесом, я – его часть.

– Принц Оберон – мой дядя. Ты правда была знакома с ним? Зачем же он приходил к тебе?