Рубины для пяти сестер

Ляля жалась к Нюшиному колену, с ужасом глядя на мать, которая в бешенстве металась по просторной прихожей их городской квартиры. Сдернув с вешалки летнее пальто, та засунула его в чемодан. Дальше ее взгляд упал на домашние тапочки с пушистыми помпонами, которые она с остервенением затолкала туда же. Ляля заплакала. Она никогда не видела маму такой страшной. Ляле захотелось убежать в комнату, привести папу, чтобы тот успокоил ее и поцеловал. Но Нюша крепко держала ее за плечи.

– Лялюшка, подойди к маме, попрощайся. – Нюша легонько подтолкнула ее вперед.

Ляля в страхе потянулась к матери.

– Ничего, Ляля, не реви. – Анна Андреевна рассеянно погладила ее по голове и тут же схватилась за сумку. Заметив в дверях водителя мужа, кивнула ему на чемоданы и, резко отвернувшись от Ляли, вышла за дверь.

Водитель неодобрительно на нее покосился.

Дверь с оглушающим щелчком захлопнулась, Ляля вздрогнула и посмотрела на няню.

– Она больше не вернется, Нюша? Никогда-никогда? – почти шепотом спросила она.

Из кабинета вышел отец, и Ляля бросилась к нему. В ее детской головке родилась только одна мысль – мама почему-то ушла от нее. Она, наверное, плохо себя вела в лагере, поэтому ее привезли обратно домой…

Владимир Анфимов с жалостью смотрел на дочь. Лялечка ни о чем не спрашивала, но в детском взгляде было столько боли и отчаяния, что он на мгновение растерялся. Он взял ее на руки, отнес в детскую, по пути укачивая и ласково успокаивая. Дождавшись, пока Ляля уснет, тихо вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

В его душе боролись жалость к Анне и обида за предательство. Он вдруг вспомнил слова своей тещи: «Ты хорошо подумал, Владимир? Она же тебя совсем не любит! И характер у Анны не приведи господи!» «Моей любви хватит на двоих, Елена Афанасьевна. А с характером Аннушки я как-нибудь справлюсь!» – ответил он ей тогда уверенно…

Оренбург. Леон

Директор наконец-то закончил свою речь. Ученики, расталкивая друг друга, ринулись к школьным дверям, чуть не сметая по пути учителей. Первое сентября тысяча девятьсот шестьдесят пятого ничем не отличалось от начала учебного года прошлых лет. Леон стоял и спокойно пропускал вперед нетерпеливую малышню. И с презрением смотрел на одноклассников, которые толкались в дверях школы наравне с первоклашками. «Какие они все-таки идиоты. Похоже, за лето у них прибавилось только роста, а умом они остались прежними». Конечно, при построении на торжественной линейке Леон заметил, что они с Пашкой оказались самыми низкорослыми, и это повергло его в шок. Но, в конце концов, не рост главное, он возьмет свое учебой. Леон твердо решил, что должен окончить школу с медалью.

Тут он заметил, что Пашка Дохлов стоит невдалеке и тоже наблюдает за одноклассниками. На его лице было написано такое же презрение. В класс они вошли вместе. Последняя парта, за которой они сидели с первого дня учебы, была занята. За ней с удобством расположился новичок с крупной по сравнению с телом головой. «Второгодник, не иначе», – решил Леон.

Пашка, не обращая внимания на воцарившуюся в классе тишину, вразвалку направился к своему месту. Класс замер в предвкушении разборок. Новичок был заметно выше остальных и внушал робость даже самым рослым мальчишкам. Но он не знал Павла Дохлова.

Пашка подошел к парте и небрежным движением скинул сумку чужака на пол. У того от изумления приоткрылся рот.

– Ты чё, шпенек? Страх потерял?! – Верзила медленно поднимался из-за парты, явно намереваясь раздавить Пашку, как таракана.

Леон с улыбкой наблюдал эту забавную сцену. Он ни на миг не сомневался, что его друг легко отобьет у обнаглевшего верзилы их законное место. Неожиданно Пашка сделал два неуловимых движения, после которых тот сначала сложился пополам, а затем рухнул на пол рядом со своей сумкой. С трудом поднявшись, новичок молча собрал рассыпавшиеся учебники и пересел на соседний ряд. «Вот и все. Конфликт исчерпан, теперь и ежу понятно, кто в стае главный», – удовлетворенно подумал Леон, присаживаясь рядом с Пашкой. Но он ошибся. Очень скоро безоговорочное лидерство Пашки, а с ним и Леона, пошатнула Катя Погодина. Леон с трудом узнал в этой высокой красавице их с Пашкой подружку. Посмотрев на них сверху вниз своими зелеными глазами, она произнесла фразу, которая раз и навсегда определила их место в классе: «Вы бы, мальчики, сели за первую парту, боюсь, я буду загораживать вам доску».