Рубины для пяти сестер

— Честно? Я хочу, чтобы ты растаяла, как дурной сон. Но это, к сожалению, невозможно. Тогда выполни хотя бы мои требования как хозяйки этого дома. Я не люблю, когда люди, кто бы они ни были, вели себя в моем доме как в своем. Здесь моя территория, и я не собираюсь убирать за вами, Наташа, грязь лишь потому, что вы к этому не приучены. Будьте добры не курить в комнатах, не оставлять за собой грязной посуды и тому подобное. Если я еще раз найду хоть один окурок или учую запах ваших мерзких папирос, собственноручно вышвырну ваши пожитки с балкона. Я ясно выразилась? А теперь мне хотелось бы, чтобы мой муж обстоятельно и при всех рассказал, что он дальше собирается делать с этим недоразумением.

Сашка во все глаза смотрел на Лялю. Такой она бывала редко. Чужая и холодная. Ему захотелось сделать ей больно, чтобы она очнулась и хотя бы начала его ругать. Пусть при детях. Только не это равнодушие.

— Ляля, Наташа не недоразумение, это — во-первых. Во-вторых, я тебе обещал, что решу проблему, только не сразу, или ты мне больше не веришь? И в-третьих, торжественное заседание по поводу появления новой родственницы считаю закрытым. Все. Всем спасибо, все свободны.

— Ну, ты, пап, даешь! У меня слов нет. — Кирилл, молчавший до этого, осуждающе посмотрел на отца.

— Да, пап, ты в своем репертуаре. Маму обидел, зато перед этой тварью любящим папочкой нарисовался. Знай, мы с Гришкой не на твоей стороне. — Она бросила строгий взгляд на мужа. — Пока, мамуль! Соберешься уходить от этой парочки, милости просим к нам.

— Да, Елена Владимировна, поедемте к нам прямо сейчас.

— Спасибо, Гриша, я не смогу уехать и оставить свой дом, пока здесь находятся посторонние. А ты, Саша, прав. Она не недоразумение, а вполне живой плод твоего греха. И не нужно вставать в защитную стойку, будто на тебя нападают. Мне тебя жаль. Такой дочерью гордиться не приходится. Ты выведи ее в свет и тогда поймешь, что за сокровище приобрел взамен любви жены и детей.

Ляля вышла в прихожую вслед за детьми.

Наташка подошла к Соколову и, улыбнувшись, благодарно чмокнула его в щеку. Соколов брезгливо отстранился и процедил сквозь зубы:

— Пошла вон, дура! Такая же тупая, как твоя мать! — На душе у него было странно пусто и черно.

* * *

— Они меня совсем опустили, — пожаловалась Наташка, выпуская изо рта струйку дыма. Он поморщился — не любил курящих женщин, тем более таких молоденьких. Во времена его молодости девушки не курили, а если и баловались, то не афишировали этого. Наташка дымила, порой прикуривая очередную сигарету от предыдущей.

— Потерпи, Натусик, дело того стоит.

— Чего стоит? Ты хоть знаешь, сколько с него можно снять?

— Примерно… — Он не стал ей говорить, что знает об этом человеке почти все.

— Представляешь, мне даже на кухню ход заказан. Эта ведьма, его жена, увидела меня там с бутербродом и такой визг подняла! Ей, видишь ли, омерзительно, что «такая неопрятная девица копается в ее кастрюльках», — Наташка скривила лицо в презрительной ухмылке.

— И как же ты питаешься, бедная?

— Когда она накроет на стол. А потом проверяет, убрала я за собой или нет.

Он усмехнулся: Наташка действительно может вызвать отвращение даже у самых небрезгливых, а как он уже понял, жена Соколова любила порядок.

— Ты мне лучше расскажи, кто пользуется машиной?

— В основном папаша. Жена редко. Обычно топает пешком, а чаще всего сидит дома. К ней клиенты приходят.

— Какие еще клиенты? — насторожился он.

— Она у нас гадалка. Карты такие с картинками. Я в шкатулку раз заглянула — смерть с косой, висельник, волшебник с палочкой. Я ж говорю — ведьма она!

— Понятно, — заметно успокоился он. — Не волшебник. Маг. А карты называются Таро. Очень древние.

— Все-то ты знаешь. — Наташка попыталась прижаться к нему плечом.

Он отстранился:

— Подожди! И что, много народу?

— Когда как. Бывает по пять человек в день, бывает — ни одного.

— Кто к ней приходит часто?

— Ее сестрица Галина и подруга Даша. С этими сидит полдня, кофейком балуются, иногда винишко потягивают.

— Так, говоришь, редко машиной пользуется?

— При мне — всего два раза. Внука куда-то возила.

— А машина обычно на ночь где остается?

— В подземном гараже. Но когда ей с утра ехать, папашка ее оставляет на ночь напротив подъезда.

— Место освещенное?

— Да, рядом фонарный столб. К тому же из окна каморки охранника эта площадка отлично видна. Ты что задумал?

— Почему они не ставят машину в гараж в таких случаях?

— Ты будешь смеяться, но она боится выруливать из подземки, боится стукнуть чужую машину. Говорят, у нее уже была одна авария.

— Понятно. Нужно подумать. Ты иди, Натусик. Потерпи еще чуть-чуть. Я уже почти знаю, как тебе развести папочку на денежки.

Наташка не спеша оделась, покрутилась перед зеркалом в просторном холле и вышла из квартиры. Он закрыл за ней дверь на щеколду, и его взгляд зацепил ярко-желтое пятно на вешалке. «Плащ забыла, дурында, а там дождь хлещет», — подумал он равнодушно.

Сладко позевывая, он вернулся обратно в спальню. Отряхнув простыни и убрав пепельницу от изголовья кровати, лег на спину и провалился в глубокий сон.

* * *