Рубины для пяти сестер

— Хватит меня отчитывать как девчонку, Соколов! Что ты обо мне знаешь? Кто я для вас? Друг, товарищ и брат. А я всегда была больше женщиной, чем любая другая девчонка. Вы с Эйтелем мне о своих похождениях рассказывали, а я слушала и думала: как окончу школу, замуж выйду, деток нарожаю. Какая там карьера! Все вы бредили будущей работой, делом жизни, а мне стыдно было признаться, что я и в институт не хочу поступать. Вот скажи, посмотрел ли ты на меня хоть раз как на существо противоположного пола?

— Да вы с Маринкой всегда были для нас слабыми, помнишь, как мы за вас заступались?

— Заступались! Только за Маринку! Потому как она у нас нежная была и хрупкая, фарфоровая прямо. Помнишь, как домой нас провожали вечером? Сначала всей толпой Мариночку доводили до дверей квартиры и мамочке с рук на руки сдавали, потом вчетвером шли на Степашку. Вспомни, Володькин дом — десятый, Эйтель — напротив, в седьмом, ты жил в четырнадцатом. А номер моего дома — шестнадцать. И я всегда шла к нему одна. Тебе хоть раз пришло в голову довести меня до подъезда?

— Да что там идти-то было! Да ты бы и отбилась сама, если что!

— Вот-вот. А меня встретили однажды, и не отбилась я. Четверо их было.

— Я не знал…

— И я говорю, вы про меня ничего не знаете. Я для вас всегда своим парнем была. Маришку на руках через лужи переносили, а я сама, как могла, перепрыгивала.

— По-моему, ты утрируешь.

— Да нет, все так и было. Поэтому и замуж я выскочила за первого, кто предложение сделал. Не любила, а ребенка родила. Думала, уйду через год.

— Зачем родила, если знала заранее, что жить с ним не будешь?

— А чисто по-бабьи рассудила, стерпится-слюбится. Не вышло. Муж всегда знал, что его любви на двоих не хватает, не выдержал, пить начал.

— А Шерман-то здесь при чем?

— Витюша? А он меня женщиной сделал. Не смейся, я сына родила, а не знала, что такое, когда душа и тело вместе петь могут. И не спрашивай меня, как это. Я любовницей его стала случайно, после вечеринки какой-то. Он меня, пьяную, домой отвез. И остался. А ночью никак понять не могла, где я побывать успела, в раю или аду. Утром сначала даже не сразу разобралась, кто в моей постели посапывает. А когда повторилось все, «подсела» на него как на наркотик.

— И долго у вас это продолжалось?

— До самой его смерти, то есть до отъезда в Израиль. Я тогда чуть с катушек не слетела.

— А ты не догадывалась, что мы его не просто так уволили?

— Слухи разные ходили, но ведь вы, как партизаны, все от нас, рядовых сотрудников, скрывали. Что Дохлова посадили, известно всем, но каким боком Шерман в этом деле был замешан, никто не знал.

— Мы не хотели, чтобы Даша, его жена, догадалась. Поэтому и уволили его по-тихому. Да и у следствия на него ничего тогда не было.

— Ну а что ты от меня хочешь? Когда он две недели назад возник передо мной живой и невредимый, первое мое желание было всех вас обрадовать. А он запретил говорить о нем. Каюсь, дальше я повелась на его басни. Сумел убедить, что за мной вернулся, что жить без меня не может. А сам вопросы разные задавал: про вас, про фирму. Вроде бы моей жизнью интересовался, а сам информацию собирал, похоже.

— Неужели ты не догадывалась, зачем это ему нужно?

— Нет. Первые подозрения у меня зародились после того, как он уехал на несколько дней, оставив у меня сына. Сказал, по делам. Вернулся довольный. И стал пропадать часто по ночам.

— И куда?

— Не знаю. Только однажды пришел под утро и сказал, что теперь все в порядке и он больше уходить от меня никуда не будет.

— И не уходил?

— Нет. А через несколько дней убили Юрку. А потом взорвали твою машину.

— И ты поняла, что это он, уже тогда?

— Нет, что ты! Но насторожило меня, что он как будто обрадовался, когда я ему рассказала про это. Я же не знала, что у него повод для радости есть!

В дверь постучали.

— Войдите.

В кабинет вошел Безрядин.

— Вера Андреевна, вы должны нам помочь.

— Говорите, что я должна делать, — вздохнула она.

— Сейчас мы поедем к вам домой. Вы откроете своим ключом дверь, все остальное сделаем мы. Договорились?

— Хорошо.

— Тогда поехали. До свидания, Александр Ильич.

* * *

Шерман встал с дивана. На кухне хрюкнул и замолк холодильник. Как его бесили эти звуки, какие издавала плохо установленная и настроенная бытовая техника! Стиральная машина, переключившись в режим отжима, начинала стонать и дергаться, как роженица, телевизор при переключении каналов «чпокал» и долго мигал бегущими друг за другом, словно в игре в догонялки, кадрами. Но хуже всех себя вел чайник. Он просто отключался в середине процесса кипячения воды, словно издеваясь над тем, кто помечтал попить свежезаваренного чайку. Шерман хотел домой, в свою небольшую, но с продуманными до мелочей удобствами квартирку.