Рубль – не деньги

Через три года, положенных для молодого специалиста, когда уже все осточертело, Вовка принял очередное судьбоносное решение. Наскоро женившись в четвертый раз, он эмигрировал в Израиль, – благо, мама была еврейкой, а следовательно, по законам Земли обетованной, он был евреем. Вот где можно было развернуться! И он развернулся…

Через год однокурсникам пришло письмо. В нем Соловьев сообщал, что устроился весьма прилично. Купил домик на Голанских высотах – правда, денег назанимал у половины Израиля. Друзья покивали, порадовались… Смущало только одно: они достоверно знали, что на Голанских высотах (в районе военных действий с Палестиной) жилье давали бесплатно и даже приплачивали. А ведь ему еще отдавать деньги половине Израиля…

Пятнадцать копеек

Сентябрь в том году выдался совершенно мерзкий. И это удручало – в первую очередь потому, что моя дочь шла «первый раз в первый класс».

Первое сентября было еще более или менее: холодновато, конечно, но дождь пошел, слава богу, когда линейка уже закончилась. Все последующие дни – сплошная мокрота и грязь. На текущую учебу это не влияло, но ведь ребенку нужно еще и погулять, и какими-то внеклассными делами заняться. Школьными науками моя Ксюшка не особо себя обременяла, приходила домой, усаживалась за лакированную парту, которую мы купили ей вместо письменного стола, открывала любой учебник на произвольном месте и говорила одну и ту же фразу:

– Что-то же задавали, но что – хоть убей, не помню!

И так каждый день. Я кидалась к телефону, начинала обзванивать всех соучеников и их родителей подряд и общими усилиями мы определяли содержание домашнего задания. Дневников в первом полугодии малыши еще не заводили – что они там могли зафиксировать? А когда дневники уже полагались, то первое, что я увидела там, была запись учительницы: «Ходила по классу на уроке русского языка». Думаю, что и сентябрь начался бы с замечаний, но, видимо, деток все-таки жалели.

Помимо школы у Ксюшки была масса занятий. Я сразу решила, что нечего бегать по дворам, как жучка, и отдала ее во всевозможные кружки и секции. Мама я была беспощадная – наверное, в силу того, что слишком рано родила. Складывалось у нее везде и все удачно, кроме музыки, что было особенно жаль. Еще в четыре года мы с мужем приобрели для нее пианино и наняли учительницу, но Ксении не понравилось и то и другое. Тетка каждое занятие начинала с немудреного стишка: «По столу ползет паук, много ног и много рук…». Поэтический шедевр предназначался для того, чтобы детки правильно ставили руки на клавиатуре. Мою дочь это не пробирало никоим образом. Я увещевала, я кричала, я ставила в угол, – дело доходило почти до мордобоя. К тому же еще и дедушка постоянно лез в воспитательный процесс: «Плохая мама обижает хорошую девочку»… Это не шло уже ни в какие рамки! Тоже педагог выискался на мою голову! Песталоцци! Ушинский! Дед с самого рождения трясся над Ксенией, как никто, как бабка с дедкой над золотым яичком. «Чем ты девочку крмишь? Ты ее отравишь!», «Закрой форточку, ты девочку простудишь!», «В какой воде ты ее купаешь? Ты обожжешь девочку!» и все в таком роде. Родному папе он даже приближаться к ребенку не давал: «Ты такой огромный, ты покалечишь девочку!». Любил он ее, как никогда и никого из нас. Пришлось расстаться с фортепьяно, учительницей и мечтой одновременно.

Через год Ксюшка объявила, что хочет играть на гитаре, как папа, но приткнуть ее в музыкальную школу не удавалось: то ли не было гитарных классов, то ли они, эти самые классы, были переполнены, я не помню. После долгих поисков, наконец, нашла единственное место, куда ее взяли, – струнный ансамбль при Доме культуры… чьей-то культуры… – в общем, возле Исаакиевской площади. Я честно возила ее туда два раза в неделю с новенькой гитарой и все были безмерно счастливы, пока мне не пришло в голову поинтересоваться успехами ребенка.

– Кошенька, сыграй мне что-нибудь из того, что вы там разучиваете.

Кошенька охотно взяла гитару и ударила по струнам.

– Блям!

– Это что? – я чуть не подскочила вместе со стулом.

– Это моя партия, – гордо сообщила дочь.

Без лишних разговоров и демаршей я прекратила увлекательные, а главное, «полезные» поездки в Дом чьей-то культуры и начала усиленные поиски «места под солнцем» – какую-нибудь лазейку в обычную музыкальную школу. Спустя два месяца приятель мужа вывел меня на загадочного и, как он уверял, всесильного Иммануила Фомича.

– Почему имя такое? – поинтересовалась я. – Он немец, что ли?

– Какой, к черту, немец! – возмутился приятель.

– Как же! – решила я просветить его. – Имя немецкое. Вот Иммануил Кант, например.

– Твой Кант был Фомич? – парировал приятель. – То-то и оно! Езжай смело. По крайней мере, у него не ансамбль народного творчества.

– Струнный, – поправила я.

– Ну струнный, народный. Какая разница?

И мы с Ксюшкой поехали показываться всемогущему Иммануилу Фомичу.

– Вызовем такси? – спросила я у дочки.

– Не-е-ет, – протянула она, – на троллейбусе. Ты сама сказала, что до Витебского вокзала транспорт идет.

– Такси тоже транспорт.

– Оно дороже.