Рубль за миллион

— Бедная, несчастная, расстроилась где-то и сразу к маме под крылышко примчалась. А то, что у неё двое детей-подростков, которых она бросила и не вспоминает об их существовании — это пустяки. Подумаешь, дети.

— Люсь, не вредничай.

— Я не знаю, что там навоображал себе ты, но я с ней общаться не собираюсь.

— Нам придётся жить в одной квартире.

— Но, слава Богу, в разных комнатах.

— Люсь…

— Да что Люсь! Где она была, когда я рыдала ночами в подушку, когда мне требовалась её помощь, совет? А теперь смотри, сидит здесь, как погорелец с обиженным личиком. Я не буду её жалеть, потому что мне её не жалко. И слёзы эти крокодиловы меня не проймут, знаешь, на самом деле расплакаться в нужный момент — легче всего. Сказать в своё оправдание нечего, аргументов нет, что делать? Правильно, пустить слезу и убежать. Так она и поступила!

— Имей хотя бы уважение, и следи за языком.

— Уважение ещё заслужить надо, но если тебе будет от этого легче, я могу вообще молчать.

— Отлично.

— Ты прав, Глеб, всё у нас отлично, к нам же мама приехала! Какое счастье! С кем бы им поделиться? — Люська вышла из кухни, хлопнув дверью в спальню.

С матерью я, конечно же, поговорил. Не сразу, мне требовалось прийти в себя, кое-что осмыслить, обдумать. Когда я зашёл в спальню Дианы, мама сидела на кровати, она не плакала, но глаза были воспалены. Она мне улыбнулась, попросила присесть рядом и после недолгой паузы прошептала:

— Я слышала ваш разговор, Глеб. Мила права, она во всём права, я плохая мать. — И она снова разрыдалась, уткнувшись мне в плечо.

Я растерялся, не знал как себя вести. А мать, после долгих всхлипываний, вдруг начала рассказывать о своих злоключениях. Её исповедь заняла около получаса, из невнятной, прерываемой рыданиями речи, я понял, что человек, с которым она убежала, попал в переплёт. Они были вынуждены расстаться несколько месяцев назад, и всё это время мать скиталась по друзьям-знакомым, боясь появиться на пороге квартиры Дианы.

— Не знаю, о чём я думала, Глеб, это было наваждение. Я ушла в никуда, была готова отправиться за ним на край света, а теперь осталась у разбитого корыта. Четыре месяца жила у тётки в Питере, потом у школьной подруги, у институтской знакомой, снова к тётке подалась.

— Почему не приехала к Диане?

— Не хотела, чтобы она знала о моих проблемах, да и стыдно было.

— А теперь?

— Теперь дошла до точки, надоело скитаться по чужим квартирам.

— Значит, останешься здесь?

— Если Диана не выгонит, останусь.

— Она не выгонит, Диана у нас гостеприимная.

— Ну а вы-то как?

— Нормально всё, мам.

— Мила сильно переживала?

— Ты же слышала.

— Да… Она теперь меня не простит, Мила меня ненавидит.

— Брось, пусть пройдёт время, она оттает. Ты на неё не обижайся, Люська это Люська, она постоянно бунтует.

— Если бы ты знал, как мне хочется вернуться в прошлое и всё изменить. Глеб, я раскаиваюсь, ты-то мне веришь?

— Верю.

— Не сердишься?

— Есть немного.

— Прости, — она снова начала всхлипывать, её плечи задрожали.

— Не надо, — я не выношу женских слёз, когда кто-то плачет, я невольно чувствую себя виноватым, даже если не имею к рыдающему человеку никакого отношения. А когда плачет мать, волей-неволей ощущаешь себя не в своей тарелке.

Успокоившись, мама начала спрашивать об отце, потом аккуратно перевела разговор на Марину. Тоненькой струйкой посыпались вопросы: а что, а как, а когда, а почему? Я отвечал нехотя, давая понять, что не желаю выступать в качестве посредника в передаче сплетен.

Спать я отправился в начале четвёртого. Долго не мог заснуть, ворочался, думал, вспоминал времена, когда наша семья считалась полной. Под эти воспоминания и задремал где-то в районе пяти. На улице было светло, гремел гром, накрапывал дождик.

***

…По телефону я предупредил Павла, что разговор нам предстоит серьёзный, и дал понять, что очень нуждаюсь в его помощи. Поэтому, когда мы встретились в кафе недалеко от центра, я сразу выложил правду касательно деятельности Ивана Игоревича и компании, и поведал о нашем плане. Павел слушал внимательно, в конце спросил о гарантиях, я был вынужден развести руками.

— Гарантий у нас никаких. План есть, это да, а как всё обернется на самом деле, неизвестно. Существует доля риска, но хочется надеяться на лучшее.

Он согласился. Практически сразу. Вот таких людей, у которых есть авантюрная жилка, я уважаю. Безо всякого нытья, пессимистичного настроя, без хандры, Павел дал добро. Я не услышал от него фраз типа: «А что если план провалится», «А не лучше ли обратиться в полицию», «А вдруг…», «Надо подумать», «Надо решить» и т. п.

Мы обговорили детали, договорившись встретиться дома у Дианы сегодня вечером. Так сказать, для генеральной репетиции предстоящего мероприятия.