Читаем Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование полностью

Яркое впечатление оставила прогулка по парку Зубаловской усадьбы. Под открытым небом расположился бассейн с солнечными часами. К небу поднимались пирамидальные ели. Давним владельцам явно нравились многоствольные, так называемые цыганские деревья, которые ныне разрослись и затенили парк шатрами своих крон. Привлекли мое внимание и два рядом стоящих дерева, на светлой коре которых вырезаны цифры: на одном стволе — 1939, а на другом — 1945. Даты начала и окончания Второй мировой войны, память о которой незримо присутствует здесь, как и невидимая, но порой осязаемая фигура генералиссимуса…

Парк, отделенный от реки старой кирпичной стеной, спускается к Медвенке. Одна из дорожек парка идет параллельно стене. Пройдя по ней, видишь вмонтированную в стену металлическую калитку. Рассказывают, что ею пользовался И.В. Сталин, спускаясь к роднику с исключительно чистой водой. Качество здешней воды оценил некогда еще князь A.B. Голицын — главный врач Зубаловского госпиталя, рекомендуя именно этой водой поить раненых воинов. И все-таки посещение усадьбы оставляет не «сталинское», а «зубаловское» впечатление о том счастливом времени, когда жили здесь спокойной и размеренной жизнью создатели усадьбы Зубалово — труженики и благотворители.

Глава 7

СТО ВЕКОВ КУЛЬТУРЫ МЕЙЕНДОРФ

Замок старинный вмиг навевает

Образы прошлого в мирной тиши.

Замок старинный освобождает

Память рассудка и память души.

Автор

Она прогуливалась по залам старинного поместья, поднималась в высокую часовую башню, сидела в мягких креслах у камина. А перед тем как посетить замок Мейендорф в Барвихе, проделала путь по воздуху от австрийского города Зальцбург в Москву. Дорогу она переносит на удивление легко, хотя ей уже исполнилось 87. Каждый год в ноябре она прилетает в Россию на съезд соотечественников. В этот свой приезд она побывала на литургии, которую отслужили в храме Христа Спасителя в память всех погибших на Гражданской войне, не различая красных и белых. На визитной карточке, которую она мне вручила, значится: баронесса Елена фон Мейендорф. Елена Николаевна — ближайшая родня Мейендорфам, перед революцией хозяевам барвихинского замка.

«Михаил Феликсович Мейендорф, муж хозяйки замка Надежды Александровны, был первым секретарем русской дипломатической миссии в Дании, — рассказывает Елена Николаевна. — Он умер в 1941 году в Копенгагене, а его жена двумя годами раньше в Ницце. Нашу фамилию зачастую произносят и записывают неверно. Иногда — Майндорф, а иногда — Майендорф. Майндорф — моя деревня, а Майендорф — майская деревня. Вот и в газете „На Рублевке“ агентства недвижимости пишут: „Сады Майендорф“. Говорят, что, мол, инаугурация президента была в мае… Правильно — Мейендорф, Meyendorff, ведь фамилии нельзя искажать. Наша фамилия старинная, впервые упомянута еще в XII веке. А древнейшая европейская культура охотников за северными оленями так и называется в археологии — культура Мейендорф и насчитывает 11 тысяч лет. Многие носители этой фамилии веками служили России и совершенно обрусели. В числе русских баронов Мейендорфов видим генералов и дипломатов, художников и архитекторов».

Елена Николаевна довольна нынешним состоянием замка Мейендорф. «Замечательно, — говорит она, — что проведены большие реставрационные работы. Старое здание обновилось и засияло в прежнем блеске. Хорошо бы и другим старинным дворянским усадьбам уделить такое же внимание. Вот, например, соседнее поместье, всем известное Архангельское, в этом ноябре отмечает печальный юбилей: ровно 25 лет, как начали реставрацию дворца, а конца пока не видно. Хотя замку Мейендорф с реставрацией, конечно, повезло: ведь теперь здесь государственная резиденция президента России».

Тут же в замке, за чаем у камина, мы с баронессой Еленой Николаевной Мейендорф составляем ее родословную линию. Выясняется, что барон Михаил Феликсович, давний хозяин барвихинского замка, приходится ей четвероюродным дядей. «Что же поделаешь, — вздыхает Елена Николаевна, — но более близкой родни не осталось. Я родилась в Зальцбурге, но наша семья всегда была православной, и истинной родиной я считаю Россию, а русский язык — родным языком. Мой прадед генерал от инфантерии Егор Федорович Мейендорф дружил с Пушкиным, и в его честь назван Мейендорфский бульвар в Петербурге. Дед, генерал-адъютант Богдан Егорович, в 1896 году в свите императора Николая II приезжал сюда, в барвихинский замок. Бабушка Елена Павловна, в честь которой меня назвали, была урожденная графиня Шувалова, а мама Нина Александровна Асеева, родом из Тамбова, вышла замуж за полковника барона Николая Богдановича Мейендорфа».

Я слушаю Елену Николаевну и думаю о русских Мейендорфах и еще о том, насколько прав был М.Ю. Лермонтов, когда в своем романе «Герой нашего времени» отмечал: «Нынче поутру зашел ко мне доктор; его имя Вернер, но он русский. Что тут удивительного? Я знал одного Иванова, который был немец…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Книги о Москве

Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование
Рублевка и ее обитатели. Романтическое повествование

Страна по имени Рублевка вытянута на карте западного Подмосковья по течению Москвы-реки по обоим ее берегам и очертаниями представляет собою узкий и длинный залив. Так оно когда-то, лет 500 назад, и было, когда многих нынешних деревень не существовало и в помине, а река, соименница нашей столицы, была могучей водной артерией, шириною доходившей в ряде мест до двух верст.Автор обстоятельно повествует о местах вдоль Рублево-Успенского шоссе, обычно тщательно укрытых от постороннего взгляда, но своей яркой историей заслуживающих благодарного внимания читателей.Интригуют сами названия этих западных окрестностей Москвы и ближнего Подмосковья: замок баронессы Мейендорф, Жуковка, Барвиха, Серебряный Бор, Петрово-Дальнее, Сосны, Архангельское и другие. А романтическим повествование называется потому, что такая форма наиболее соответствует историческим тайнам этих мест.

Георгий Зиновьевич Блюмин

Биографии и Мемуары / Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное