Рублевый передоз

– Всегда, – просто ответила она. – Альберт Германович не был сентиментален. Если не считать шкатулки, конечно. И потом, большую часть времени проводил в своей мастерской, как он ее называл. Возможно, там он и хранил дорогие ему предметы. Сюда приходил только для того, чтобы выспаться и набраться сил к новому проекту. Это с его слов. Вообще-то он не очень любил свою квартиру.

– Вот как? А нам сказали, что дом этот он проектировал исключительно для себя, – заметил Крячко.

– Видимо, былые чаяния не осуществились, и дом стал приносить ему разочарование, напоминая о неудаче, – меланхолично проговорила Наталья. – Он как-то оговорился, что планировал переехать в новый дом не один. Правда, с кем именно собирался тут жить, он не сказал. Возможно, хотел жениться, а свадьба разладилась.

– У Альберта Германовича была постоянная подруга или что-то в этом роде? – спросил Крячко.

– Не знаю. Он нечасто откровенничал со мной, а сама я предметов женского туалета у него в квартире ни разу не находила.

– А друзья к нему приходили? Институтские приятели, коллеги по работе?

– Насколько мне известно, вечеринок он здесь не устраивал. Предпочитал для этого общественные места. Да и вряд ли у него было много друзей.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Гуров.

– Характер, – односложно ответила Наталья.

– Поясните, – настаивал Гуров.

– Он был очень вспыльчивым. И непримиримым к чужому мнению. Я частенько наблюдала такую картину: он звонит по телефону и изрыгает проклятия в адрес своего собеседника, причем не стесняясь в выражениях. Любил употреблять эпитеты, особенно обидные.

– И с вами он был груб? – нахмурился Крячко.

– Нет. Я являлась для него чем-то вроде одушевленного пылесоса, а на пылесос ругаться скучно, – улыбнулась Наталья. – Вот вы же не станете обругивать электрическую бритву, пока бреетесь?

– Я бреюсь станком, – машинально ответил Станислав.

– Неважно. – Улыбка Натальи стала шире. – В любом случае со мной он вел себя корректно. Его устраивала моя работа, да мы не так часто и соприкасались. Альберт Германович предпочитал, чтобы я наводила порядок в квартире в его отсутствие.

– У вас есть ключи от квартиры? – насторожился Гуров, стараясь голосом не выдать своей настороженности.

– Конечно. Я приходила раз в неделю, обычно по понедельникам. Но иногда он отменял визит, перенося его на другой день недели. Чтобы ему не приходилось дожидаться меня в квартире, он и дал мне ключи. Я приходила, убиралась во всех комнатах, запирала дверь и уходила. Мои визиты строго фиксировались консьержем, этого было достаточно.

– Где сейчас эти ключи?

– Дома. Я ведь не предполагала, что они вам понадобятся. Кстати, кому я могу их сдать? Теперь ведь не нужно будет тут убираться. По крайней мере, до тех пор, пока не въедут новые жильцы.

– Я могу подъехать к вам вечерком и забрать ключи, – поспешно предложил Крячко. – Часикам к восьми будет не поздно?

– Да, конечно. Подъезжайте, – слегка растерянно произнесла Наталья. – Адрес написать?

– Наш помощник подскажет, – кивнул Стас на Егорова.

Гуров осуждающе покачал головой и предложил перейти к дальнейшему осмотру. Наталья осмотрела все комнаты, включая ванную, но больше никаких изменений не обнаружила. О тайной кладовой она тоже понятия не имела. Штейн ни разу не просил ее навести там порядок, сама же она и предположить не могла, что за декоративной тканью обоев скрывается еще одно помещение. На этом осмотр был окончен, и вся честная компания покинула дом Штейна. Наталья поехала домой, Егоров отправился в отделение, а Гуров и Крячко – к себе в Главк.

По дороге они связались с директором управляющей компании штейновского дома и дали запрос на полный отчет по жильцам дома. Директор обещал выполнить его в кратчайшие сроки. Помимо этого, согласился выслать точный план дома, чтобы оперативникам было удобнее ориентироваться в запутанном строении. Пока Гуров и Крячко добирались до Главка, материалы от директора были доставлены курьером, о чем прямо с порога им доложил дежурный. Полковники расположились в кабинете и приступили к обсуждению. Гурову не нравилась сложившаяся ситуация, о чем он заявил в первую очередь:

– Почему, скажи на милость, на расследование этого дела поставили салагу? Мне это кажется верхом безрассудства. Ведь именно поэтому у журналистов появилась возможность очернять работу правоохранительных органов и навязывать нам свое мнение относительно мотивов преступления. Нет, я немедленно пойду к Орлову и выскажу ему свое мнение. Пусть отменяет приказ расследовать убийство как ритуальное, это же чистой воды ограбление. Шкатулка пропала. В ней могло быть что угодно. Настолько ценное, что убийца вынужден был явиться в дом архитектора. Я уверен, он не просто расправился с ним, он его ограбил. Целью всей этой комедии является именно шкатулка. Не зря Штейн ее так оберегал.