Такой по-взрослому серьезный и обстоятельный, с грустью подумала Миранда, заходя вслед за Броди в комнату. Она обвела глазами обстановку, удивляясь чистоте и порядку. Броди сказал, что дети живут с ним уже шесть недель, но, судя по спальням, догадаться об этом было невозможно. Если не считать пары игрушек да книжки с картинками, комнаты выглядели точно так же, как и при ее родителях.
Броди с серьезным видом кивнул мальчугану.
— Знаю, ты всю эту шумиху не любишь, сынок, но мы просто решили заглянуть, пожелать тебе спокойной ночи.
Бубба стиснул челюсти — ну совсем как Броди — и поправил круглые очки, выглядевшие слишком массивными для его маленького носика.
Миранде вдруг захотелось подружиться с этим мальчуганом.
— Ты уже прочитал молитвы на ночь? — спросила она на свой страх и риск. — Мм… то есть я хотела сказать, девочки уже прочитали и…
— Я тоже их прочитаю, спасибо.
Миранда кивнула, чувствуя себя по-дурацки. Не стоило и пытаться, если было заранее ясно, что все это впустую.
Броди потянул ее к выходу, но на пороге остановился и еще раз обернулся.
— Свет погаси. Очки положи на тумбочку.
Мальчик послушно сделал, как ему было велено.
Броди щелкнул выключателем, погасив верхний свет, и взялся за ручку двери. Но дверь еще не полностью закрылась, когда суровый, молчаливый ковбой, которого Миранда так хорошо знала и так сильно любила, вдруг неловко кашлянул и произнес — сдавленным от эмоций голосом:
— Спокойной ночи, парень.
— Спокойной ночи… — голос мальчугана неуверенно затих, а потом зазвенел с новой силой и решимостью, — Броди.
Они в полном молчании дошли до большой спальни и остановились у самой двери, не зная ни что сказать, ни как выразить свои чувства словами.
— Миранда, я… — наконец заговорил Броди, взяв Миранду за плечи, — я, кажется, так и не поблагодарил тебя за то, что ты согласилась помочь.
Она чуть откинула голову, взглянула ему в лицо сквозь опущенные ресницы:
— Я у тебя в долгу. В очень, очень большом долгу.
Он медленно склонился к ней, ища ее губы, и шепнул:
Боль и страдания этого вечера словно придали ей сил, и Миранда, оттолкнув Броди, повернулась лицом к двери и произнесла, не глядя на него:
— И я отдам тебе долг, чем смогу: своей помощью, поддержкой, чем угодно, Броди. Но только не своим телом. Нет. Я не смогу.
А потом она исчезла за порогом пустой спальни и закрыла дверь — тихо, но решительно.
Утро для Миранды наступило слишком быстро. Возможно, потому, что она заснула далеко за полночь.
Прошло немало времени после того, как трое маленьких сорванцов превратились в спящих ангелов, а Миранда продолжала лежать без сна в огромной постели, которую когда-то делила с Броди. Снова увидеть эту кровать, снова прикоснуться к гладкому, любовно отполированному дереву, снова ощутить манящую пуховую мягкость матраса, словно окутывающего тело уютом и негой, — все это было выше ее сил…
Если бы Броди не стоял за дверью спальни, она бы рухнула на постель и оплакала бы все, что уже никогда не случится. Она оплакала бы детей, которых им никогда не зачать на этой кровати, и все те ночи, которых ей уже не провести в объятиях своего мужа. Эти мысли терзали ее добрых полночи. А когда она наконец уснула, то сон ее был беспокойным и тревожным.
Она приехала, чтобы получить согласие Броди на развод. И что же? Она не только ни словом не упомянула об этом, но еще и оказалась с ним под одной крышей, изображая примирение ради удовлетворения какой-то дамы-попечительницы.
Зевая, Миранда тихонько спустилась по задней лестнице на первый этаж. Она пригладила растрепанные волосы, думая, не стоит ли спрятать под макияжем темные круги под глазами.
А ради кого, собственно? — тут же встал перед ней вопрос. Детям и повару все равно, а Броди наверняка уже исчез из дому по хозяйственным делам на ранчо.
Впрочем, и ради Броди прихорашиваться ей тоже нет никакого смысла. Скорее, наоборот, она поступила бы умно, постаравшись произвести как можно худшее впечатление на своего… будущего бывшего мужа. А значит, нужно делать вид, что ей плевать, как она выглядит, напомнила себе Миранда, приближаясь к дверям просторной кухни.
Кухня. Миранда остановилась на пороге и огляделась, окунувшись в воспоминания. Кухня ее матери, приспособленная и для семьи, и для большого ранчо, — эта огромная кухня со всевозможными бытовыми приборами и устройствами была предметом зависти любой хозяйки в этой части Техаса.
Утреннее солнце заливало блестящий линолеум «под кирпич» на полу, дубовые шкафы, кастрюли из нержавейки с такими же сверкающими крышками. Солнечные лучи отражались и от лысины старого повара, который забавно пританцовывал у глубокой двойной раковины.
— Доброе утро, Хрустик, — весело пропела Миранда, устроившись на высоком табурете у кухонного бара.
— И вам доброе, миссис Сайкс. Хорошо спалось дома? — Его угловатые локти так и ходили туда-сюда, напомнив Миранде движения сверчка. Хрустик остервенело тер закоптившееся дно сковороды.