Ручей

— Я хочу побеседовать с девочкой, — сказала соцдама с камерой и отправилась в лабораторию, где чистая и сытая Капелька сидела с настоящим электронным микроскопом и смотрела кино из жизни иномирных инфузорий. Дочь давала им имена, а после рассказывала, что Диего женился на Кармен, а Лючиа от злости разорвалась пополам. По всей логике Лане следовало бежать за дамой и контролировать беседу, но вдоль забора, скрестив руки на груди, неспешно брёл липовый пожарный инспектор, и Лане это очень не понравилось. «Когда что-то кажется чем-то, — подумала она, — скорее всего этим чем-то оно и является…»

Она сунула руки в карманы спецовки и пошла следом.

— Забор был сломан, — сказала Лана, догнав мужчину, — и наружная сторона слишком сильно пробивала, птицы дохли. Неделю назад починили, сейчас всё в порядке.

— А это что? — он кивнул на рулон резины, которую Лана приготовила, чтобы спрятать в подсобное помещение с инвентарём и некоторой хозяйственной техникой, но не успела, он так и остался стоять под яблоней.

— Мы с дочкой загораем, я стелю коврик, — глядя ему в лицо ответила Лана.

— Все шесть метров? В рулоне по виду метров шесть.

— Мы на нём играем в мячик.

— Босиком?

— Разумеется.

Мужик снова измерил Лану взглядом. Была у него, видимо, гадкая маскулинная привычка прилипать глазами, и весь он был отвратительно маскулинный.

— У тебя штанина в крови, — сказал он.

Лана посмотрела на ноги. И в самом деле, с правой стороны, на самом верху, у ширинки, гнездилось кровавое пятнышко с пятак размером. Мысли в панике разбежались как тараканы, остался один таракан, самый крупный, блестящий и отчаянный.

— Я за свободные, естественные месячные и не пользуюсь прокладками из принципа, — сказала она.

— Фу, бля, — заметил мужик с улыбочкой.

— Представьте, что у мужчин была бы менструация, а у женщин нет, — продолжила Лана. — Тогда бы вы не морщились, а гордились. Менструация сразу стала бы поводом для зависти, признаком Настоящего Мужчины. И лично вы, инспектор, спорили бы с корешами в сауне, у кого более длительные, обильные и болезненные выделения.

— Что за бред ты несёшь, раздери тя саблезуб? — мужик расхохотался так громко, что оба универских старичка обернулись.

Мусоросжигатель больше не дымил, запаха практически не осталось. Пару горсток пепла на дне аппарата размером с бочку. Теперь никто ничего не сможет доказать.

— О да! — сказала Лана с каким-то непонятным самой себе злорадством. — Подростки праздновали бы первые месячные и хвастались ими. А попы всех религий непременно завели бы обряд сродни евхаристии специально для этого случая.

Они некоторое время смотрели друг на друга как враги.

— Вы от Павора, — сказала Лана без всяких вопросов.

— Я сам от себя, — сказал липовый пожарный инспектор. — А ты волчица, а?

Лана растерялась.

— У неё было сердце, полное любви и преданности, — нараспев произнёс мужик. — У неё был разум, полный жестокости и ужаса. Так найди меня, моя дорогая, я на самом дне.

— Что вы на дне, пожалуй, видно, — Лана рассердилась. — А о чём вы говорите, я попросту не понимаю.

— О, вот и она, заслоняет солнце, — кажется, «инспектор» кого-то цитировал, — Кровь течёт по внутренней стороне её ног, луна на небе потрёпана, искажена, церковные колокола звенят не в унисон…

Эта краткая беседа и пристальный взгляд человека, будто эстрадная звезда увешанного янтарем, со шрамом от лба до губ, были самыми странными в жизни Ланы. К счастью, вскоре со станции пришёл инженер по ТБ.

— Там ваши уходят, — сказал он инспектору, протягивая листы бумаги. — Вы акт подпишете? Вот здесь, и здесь тоже. Спасибо.

* * *

Двери нулевой точки трижды пискнули и закрылись. В неловком молчании комиссия ждала потока плазмы нужной силы, чтоб активировать выход и покинуть станцию.

— Нет, ну всё нормально, — вдруг сказал худой санинспектор. — Все показатели в порядке, в принципе, чисто у них. Только шерсть на ковре, и то немного.

— Какая шерсть? — быстро спросил «пожарник».

— Да вроде собачьей, — санинспектор пожал плечами. — Мне откуда знать?

— А покажи?

Глава 24. Грей

* * *

Он решительно ничего не понимал.

Грей думал, что уж теперь-то, когда он доказал, что не бесполезен, что полноценный член семьи, Мать будет довольна. Вот проснётся, отойдёт от слюней усса или в чьих там ещё слюнях извозили пёрышко, и сразу поймёт, что Грей защитил логово — да куда там, даже не вылизала, хотя он по всякому показывал себя и хвалился добытыми в бою ранами. Пока она спала, Грей надеялся, что Мать станет его вылизывать, а он презрительно скажет как настоящий воин — ерунда, царапина! Но даже этого удовольствия его лишили.