Ручей

Намедни во дворе девочка увидела драку двух людей Шульги, как называли Алексея, Лана не знала, фамилия это или прозвище. Один обвинил другого в краже ножа, тот, недолго думая, разбил ему нос, и оба покатились по земле, орудуя кулаками, под свист и хохот товарищей.

— Врежь ему, Васёк, чё ты как тряпка?!

— Тони, апперкот, блядь!

Дочку Лана сразу увела, но Капелька всё равно испугалась.

— Когда мы пойдём домой?

— Скоро, дорогая…

— Я про настоящий дом, к папе?

— Дорогая, папа хочет тебя забрать у мамы…

— Та тётя с видеокамерой сказала, папа хочет, чтоб мы с тобой вдвоём вернулись. Я хочу домой.

Что Лана могла ответить?

Браконьерская колыба была не местом для ребёнка. В первый же день отморозок с библейским именем Адам ударил Серого электрошокером со словами: «Падла, двух людей угробил». Лана была настолько взвинчена своим отчаянным решением, что неожиданно для самой себя вцепилась ногтями ему в щёки и чуть глаза ему не выцарапала, в добавок сам Шульга объяснил доступным образом, что они здесь почётные сука-гости, и если Адам или любая другая сука посмотрит криво или приебётся, то будет нещадно сука-пизжен. Так что Лану не задирали и зверя больше не трогали, просто сторонились их.

Бывший командный пункт Шульга переделал под свой кабинет, там подолгу зависал, занимаясь делами, оттуда в случае потребности открывал точку входа-выхода. С другой стороны находилась его же фабрика по производству деревянной мебели, дохода она приносила гораздо меньше, чем колыба, но деньги отмывать помогала.

Кроме десятка грубых мужиков с уголовными повадками в колыбе жили потерянные женщины. Две — усталые шлюхи и законченные инъекционные наркоманки, ещё одна — прежде судимая, теперь скрывавшаяся от второго срока, спрятать её в иномирье Шульгу упросил любовник-егерь, и повариха, горластая сварливая баба, бесконечно ругающаяся со шлюхами, мать одного из охотников. Гнездился народ по дружбе и родственным связям, одни охотники приходили и уходили, другим, видно, некуда было податься и они обжились как дома — смотрели аналоговый телевизор в свободное время или резались в нарды. Повариха с зечкой жили привилегированно, вдвоём, они убирались и готовили на кагал, за что получали честные деньги, а шлюхи кочевали из комнаты в комнату за еду и наркотик — им так нравилось. Выделили отдельную комнату и Лане с её семейством, из мебели в ней стоял комод, тумба и полуторная кровать, впрочем с фабрики сразу притащили стол и стулья, даже нашли детских книжек, правда, мальчуковых. Лана думала, что оттуда пришлось кого-то выселить, но оказалось, в комнате никто не жил, когда-то в ней паршиво умер некий Теньчик, захлебнулся рвотой, а после смерти привиделся пьяному своему товарищу. Тот сразу завязал и с охотой, и с горячительными. Лане Теньчик не являлся, видимо, претензий не имел.

— Как долго мне здесь оставаться? — спросила она Алексея после первого, пробного боя Серого.

— Я потерял двоих людей, — доброжелательно пояснил тот. — Пока найду замену, подготовлю, пройдёт время, значит ты покроешь убыток. Один, положим, одиноким был и жил в колыбе, а у второго старуха-мать осталась, висит у меня на шее, надо денег, чтоб оформить её в приличный пансионат.

Лана вздохнула.

— Смотрим дальше, — продолжал Шульга доверительным тоном. — Тебе документы новые справить да твоей дочурке, хорошая ксива стоит недёшево, сама понимаешь, надо чтоб комар носа не подточил. Затем, билеты наподальше, да вам двоим финансовую подушку на первое время. Посмотрим, как дело пойдёт. Месяцок-другой перебудешь, потрудится твоя скотинка, отработает, реклама пойдёт завтра.

Лана снова вздохнула.

Во дворе Алексей построил сараи и склады, где складывали, сортировали и разбирали съедобную добычу — огромных рогачей да ксенобыков с лохматой гривой и длинными, изогнутыми рогами. Даже мини-цех по разделке туш держали — натуральное мясо пользовалось большим спросом и стоило денег на чёрном рынке. В другом цеху снимали и обрабатывали кожи с ярких рептилий, привозимых с болот, и могучих хищников, саблезубов и ксенопантер. Полированные огромные черепа на складе лежали горой, ожидая покупателей, а в лесу за вырубкой, на стихийной свалке, гнили отходы с туш, приманивая хищников покрупнее Грея, похожих на лис и волков. Этих Шульга отлавливал для боёв. В отдельных железных клетках на передержках, случалось, сидели звери, заказанные ублюдками вроде Павора для домашних забав.

Лана докатилась — добровольно привела ребёнка в натуральный притон. Теперь, когда служба опеки осталась где-то далеко за лесом, просекой и замершими, как комар в янтаре, приисками, а жить приходилось невесть с кем, стало понятно, что она ужасно ошиблась. Порой накатывало такое отчаяние, что жить не хотелось, вытаскивала мысль, что если Лана умрёт, то между Капелькой и Вечностью никого не останется, а это было недопустимо. И Серый, неизменно приходивший к хозяйке и что-то объяснявший на своём наречии: к-к-ке, да к-к-к-к-к-ке.