— А я не извинился, что некрасиво с этим Клайдом вышло. Кто же знал, что он психопатом окажется? — Шульга широко улыбнулся, кажется, на самом деле он считал, что всё вышло прекрасно. — Так давай ты не будешь благодарить, а я извиняться!
— Откуда у тебя шрам? — спросила Лана, пережёвывая горячее пряное мясо, мягкое и сочное.
— Ему сто лет в обед, — Шульга пожал плечами. — Я ссыкуном ещё был, с батей покойным охотился. Подстрелил своего первого саблезуба, но не насмерть, он в прыжке мне рожу разворотил, и как следует подмял под брюхо. Моё счастье, что нож всегда носил в голенище, а то не сидели б мы с тобой, не выпивали за твоего красавца, чудовище.
Он подлил в оба стакана и по-свойски украл кусок мяса с тарелки.
— Чего это я чудовище? — осведомилась Лана.
— Только чудовище и способно людей в мусоросжигателе сжигать. Хищница…
— Альтернативы не было, — Лана пожала плечами. — Нечего было вламываться.
— Да я шучу! Жалеть там не о ком.
Шульга расхохотался так весело, что Лана заразилась и тоже стала смеяться, хотя ничего смешного сказано не было, а когда приобнял за плечи, не отстранилась, а посмотрела в чёрные глаза. За окном хором тянули новую песню.
— Гей, риги-риги-дай, риги-риги-дай-на, — сказал Шульга задумчиво, взял Лану двумя руками за голову и поцеловал так крепко и жадно, будто был голодным и собирался съесть. Она испугалась и упёрлась ладошками ему в грудь, но отстраниться и сжать губы никак не получалось, и некоторое время она ждала, пока поцелуй иссякнет.
Затем он отстранился и с любопытством посмотрел, какое впечатление оказано. Смущённая Лана не ожидала такой экспрессии и непременно ретировалась бы с позором и огромным облегчением от того, что спаслась, если бы он не держал её за руки.
— У меня месячные, — сказала она.
— Свободные? — Шульга ухмыльнулся. — Снова лжёшь, красавица!
Порою в фильме у какой-нибудь героини в сложные моменты случались головокружения, и Лана не верила актрисам, но вдруг почувствовала, что всё вокруг пришло в движение, а в пальцах покалывало, будто они замёрзли, хотя их сжимали горячие, чуть шершавые большие ладони.
— Простые, человеческие, честно, — ответила Лана с неловкостью и надеждой, что уж сейчас-то всё закончится, тогда она немедленно вернётся в свою комнату, снимет неудобную одежду, съест снотворную таблетку, раздобытую у Валентины, и ляжет спать с Капелькой и зверем, а перед сном посмотрит фильм или даже почитает, чтоб прийти в себя.
Но Алексей и не думал её отпускать.
— Да похуй, — сказал он, кладя руку ей на затылок, и потянул к себе с фатальной определённостью.
— Негигиенично…
— Плевать.
— Ты с ума со… — не успела сказать Лана — оборвал колючими, горячими губами и жадным языком.
И её закружило на той тошнотворной карусели из страха, азарта и похоти, что стара, как мир.
Глава 34. Павор
Лишь недавно, когда сотрудники стали коситься, Павор думал, что невероятно унижен. Не-е-ет, то были цветочки, ягодки созрели теперь, и были они горьки, как полынь, и жалили, как скорпионы. Порой он думал, что лучше бы сразу дал твари развод, чёрт с ней, брал бы дочь на выходные и даже платил бы им за съёмное жильё, расходов вышло бы меньше, как и нервов, и позора. А потом понимал, что не-е-ет, так не отыграться, не отомстить, не получить удовольствия от торжества справедливости…
Яйцеголовый всё носил ему скверного качества видеоролики с ксенобоёв, снятые на пуговицу — какой-то мерзавец сидел у него на крючке и оказывал услуги. После первого шока Павора поразило другое: он никогда бы не подумал, что Светлана может быть такой экстравагантной и, чёрт побери, привлекательной. Ей шёл и вульгарный жёлтый наряд с едва прикрытой грудью, и пышная причёска с розой, и та ярость, с которой она кричала на арене. Дома Павор пересматривал один из роликов и понял, что, пожалуй, соскучился за Светланой, потому что у него встал член.
Яйцеголовый уговорил его не торопиться, не строчить жалобы, а понаблюдать. Его человек обещал разузнать всё как следует, а уж он, в свою очередь, информацией непременно поделится.
— Вы поймите, Павор Игнатьевич, — пояснял он, — ну заявим мы сейчас в полицию и соцопеку, так Шульгу заранее предупредят свои люди и он ваших женщин перепрячет. Светлана с её ксенозверем, как я понимаю, его основной актив.
— Сколько он поднимает на боях? — спросил Павор.
— Не меньше двухсот тысяч общих единиц за бой. Билеты недёшевы, плюс ставки.
— Конечно этот ублюдок вернул задаток! — фыркнул Павор и задумался.
Если бесполезная и бессмысленная его баба, единственным настоящим и доказанным достоинством которой было наличие пизды, стала активом, чтобы выцарапать её — придётся потрудиться. Потому что пёзд много, а лишних активов не бывает. Надо сделать так, чтоб финансовый интерес браконьера растворился, как туман, а для этого нужна информация. И он смиренно ждал, даже не особо прибухивая. Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеются.