Ручьи весенние

— Завтра у красноурожаевцев, Гордей Миронович, — постеснявшись назвать деда дедом, ответил Андрей.

— Слава богу, наконец-то!.. С нынешней весной не только вы, молодежь, а и мы, старики, зубы до десен съели… Жди меня с бабкиными постряпеньками. Слышишь?

— Слышу, дедушка, слышу…

Честь вести первую борозду на целине в Войковской МТС выпала Саше Фарутину. Это была премия за усердную его работу в тяжелые дни спешного ремонта тракторов и подвозки кормов в колхозе.

В этот торжественный день молодой тракторист и бригадир первой тракторной бригады Иван Анисимович Шукайло проснулись задолго до общей побудки.

— Чувствуешь, Сашок, какая тебе предстоит ныне почетность?

— Чувствую, Иван Анисимович. Ночь спал плохо, дважды к машине выскакивал, все казалось, чего-то не досмотрел… А она как рысак перед заездом: и вычищена до блеска, и копыта смазаны… И чудно, Иван Анисимович… — Собираясь сказать заветное, Саша пристально поглядел бригадиру в лицо. — Так я это в душе чувствую, что даже дух в груди спирает, а вот высказать… Стихами бы, да слов таких не найду… Такая размазня получается…

Шукайло понимающе улыбнулся.

— Это ничего, Сашок, слова потом найдутся, главное, что в душе чувствуешь, что к машине ночью выскакиваешь… На словах-то иной как гусь на воде, а на деле — оторви да брось… А вот настоящее, душевное слово не каждому дается. Да и не всем же птицам щелкать по-соловьиному. Я тоже плохо спал сегодня. А уж я ли за пятнадцать лет не напахался! Поднимать целину — это, брат, дело историческое! Об этом песни складывать будут.

Иван Анисимович был необычно серьезен. Он волновался — и не скрывал этого. Шутка ли, вся страна следит за целинниками. Газеты полны сообщений: там подняли первые гектары, там вспахали уже сотню, там — тысячу гектаров…

Передавали, что секретарь крайкома партии уже несколько раз летал над полями на самолете.

Шукайло хлопнул тяжелой рукой мечтательного тракториста по плечу и сказал:

— Чтоб борозда была как по шнуру! Уточкин говорит: в историю войдет эта твоя первая борозда.

Фарутин вскинул на бригадира глаза и хотел было ответить ему что-то, но Иван Анисимович предупредил его:

— Не надо, Сашок! Знаю, что не подгадишь. Поди полежи еще, сосни для точности глаза, а я тем временем вешки на загонке проверю.

Первая бригада завтракала на восходе солнца. Ели, как всегда, усердно, в молчании. Не нарушил распорядка и подкативший к стану директорский «газик».

Озорной Васька Лихарев остановил машину у самого котла и быстрым движением открыл дверцу прямо против бригадной поварихи.

— Как раз к кулешу! — сказал он и подмигнул разбитной, языкастой вдове.

Повариха сердито вздернула жидкую белесую бровь, сверкнула оловянными глазами и отрезала:

— Кому как раз, а кому и бычий глаз! Ты бы еще, чубатый кобель, ко мне в котел въехал!

— В другой раз, Авдотьюшка! — захохотал Васька.

— Уж я тебя тогда употчую половником промеж ушей, жеребца стоялого!

Из машины вышел огромный Боголепов и маленький, серый, очевидно, не выспавшийся, с подвязанной щекой Уточкин.

— Хлеб да соль, товарищи механизаторы! — покрывая могучим своим басом препирательство поварихи и шофера, поздоровался директор.

— Милости просим с нами кушать! Подвиньтесь, ребятишки, — за всех ответил поднявшийся навстречу гостям бригадир.

Боголепов, Уточкин и Васька сели. Повариха поставила перед ними дымящиеся миски.

— Откушайте нашего бригадного кулешу. Не знаю, только, хорош ли. Что-то все уткнулись, едят, молчат. Не ругаются, — значит, думаю, угодила.

Васька Лихарев поддел полную ложку и сказал:

— Такой кулеш и при коммунизме поешь, да еще из твоих распрекрасных рук, Евдокеюшка! Я, не подняться мне с этого места, заявку подаю на большую-пребольшую добавку…

— Задабриваешь, чубатый цыганище, — заулыбалась вдова.

Бригадир ел не спеша. Когда он наелся сам и увидел, что наелись все, в том числе и гости, положил ложку.

— У нас, Авдотья Трофимовна, два неписаных правила в бригаде, и ты их как повариха должна знать: первое — есть молча и досыта, работать без устали и дотемна; второе — положили ложки и сразу же на ножки. У тех же, кто после еды отдыхает часок, завертывается сала кусок да лени мешок… На ножки, товарищи! — скомандовал бригадир.

Трактористы и гости разом поднялись из-за длинного стола.

Правила в бригаде Шукайло хотя были и не писаны, но соблюдались строго: механизаторы тотчас же занялись делом.

Ни полевого бригадира Кургабкина, ни председателя колхоза Высоких еще не было, и никто не мог сказать когда они появятся, — вечером их видели пьяными.

— Пробовали наваренную к пасхе брагу да вино, не прокисло ли оно, и напробовались, — сообщила знающая все колхозные новости повариха.

— Наш завтрак в пять, их — в десять. На них равняться, с тоски облысеешь. Будем начинать, Константин Садокович? — спросил бригадир.

— Начнем.

В это время со стороны Предгорного показалась легковая машина.