Ручная кладь

На столе прыгает телефон. «Кто мне звонит в такую рань? Что случилось?». Я сажусь на кровати и начинаю ловить прыгающий мобильник. «А, это же будильник!». Я протираю глаза, встаю и медленно ползу в ванну. Какое-то время смотрю на свою заспанную физиономию в зеркало, потом включаю воду и долго мою лицо, пытаясь проснуться. Внезапно вспоминаю разбудивший меня мобильник и пытаюсь понять: «А почему я не подошла к телефону?». Выхожу из ванной, посмотреть, кто звонил и вспоминаю, «будильник, это был будильник».

Пит уже на работе, он интересуется, что было после его ухода. Я не знаю, мне нечего рассказать, потому что я тоже почти сразу ушла. Мы идем на кухню и пьем кофе, это уже третья моя чашка за утро, но мозг не желает просыпаться и переходить в нормальный режим работы.

Спустя час или полтора появляется Том, он улыбается, заглядывая в комнату, и со словами: «я нид кофеин инджекшин» отправляется на кухню. Через несколько минут, он подсаживается рядом и задает мне пару дежурных вопросов по работе. После чего наш диалог превращается в монолог. Сегодня он без галстука, в рубашке с коротким рукавом, но от этого выглядит не менее шикарно. Рубашка наверное стоит целое состояние. Я не знаю название материала из которого она сделана, толи это какой то шелк, толи хлопок. Меня поражает ее фактура — какое-то странное хитросплетение нитей, невидимое глазу, создающее едва заметный однотонный рисунок. Она сшита, идеально по фигуре, без складок, натяжек и пузырей. Я понимаю, что вещи имеют очень большое значение, и моя убежденность, что встречают по одежке, а провожают по уму, это глупость. Ведь могут просто и не встретить. Тем временем Том рассказывает о себе. Уже к ланчу, я знаю историю всей его жизни, каким он занимался спортом и когда, всех его жен, включая бывших, девушек с которыми он встречался, начиная со школы, отношения с родителями и дочерью от первого брака. Я знаю всю его карьерную лестницу, даже внутренние перестановки в нашей компании и проекты. Он делает попытки расспросить меня, но мне некогда, я отвечаю односложно, под его повествование продолжаю работать, у меня сроки, дедлайн и перспектива потери бонусов, в случае если я не уложусь.

— А ты занимаешься спортом? — спрашивает он меня неожиданно.

— Я? — какое-то время я сомневаюсь, можно ли называть то, чем я занималась, спортом, но все-таки говорю:

— Да занималась альпинизмом в юности. — Я уже привыкла, и отвечаю, не отрывая рук от клавиатуры.

— А в России есть горы? — удивленно спрашивает он.

Этот вопрос ставит меня в тупик, я надолго задумываюсь, остались ли еще где-то в России горы, и отвечаю неуверенно:

— Не знаю, были.

Том явно не понимает, почему горы были, но не переспрашивает, принимая очевидно это за мой очередной грамматический ляп. Он продолжает свой монолог. Вдруг посередине, какой-то фразы раздается жужжание. Том берет телефон, смотрит, кто звонит и нажимает отбой, но телефон жужжит снова.

— Я занят, я на работе, говорит он, но из трубки доносится раздраженный женский голос. Том выходит за дверь. Возвращается он не скоро и долгое время, молчит, наблюдая за тем, как я стучу по клавишам.

— Женщинам нужно внимание, а моя работа требует постоянных разъездов. Мне нравится моя работа, я хорошо зарабатываю, и не хочу ее менять. Из-за этого от меня ушла первая жена, она жаловалась, что я совершенно не помогал ей. Теперь я почти не вижу свою дочь. Зато я постоянно должен, она требует деньги на колледж. Это 16 тысяч в год. А теперь разваливается мой второй брак. Жена хочет, чтобы я больше бывал дома, чтобы я уделял ей больше внимания. Том замолкает и смотрит мне в глаза.

— Ты это не поймешь, ты другая, тебе ничего не нужно от мужчин, ни денег, ни внимания. Том замолкает и смотрит на меня в упор.

Я перестаю стучать по клавишам, и от удивления у меня округляются глаза.

— Что? Что мне не нужно? Деньги? А здесь и сейчас я что, по-твоему, делаю? Развлекаюсь?

Том не понимает моего удивления и списывает на языковое недопонимание, он терпеливо повторяет еще раз:

— Тебе не нужны деньги от мужчины, потому что ты сама их зарабатываешь.

— Может я просто вынуждена зарабатывать деньги, потому что мужчины мне их не предлагают? — спрашиваю я глядя ему в глаза.

— Ты будешь сидеть целый день дома, смотреть телевизор, часами ходить по магазинам или болтать с подругами по телефону обсуждая очередной сериал? — отвечает мне, вопросом на вопрос, ехидно улыбаясь.

— Нет, конечно, но я смогу меньше работать, и хотя бы каждый год брать отпуск. Я за последние пять лет ни разу не отдыхала, я только работаю, и это потому, что все, почему-то считают, что мне никто ничего не должен, потому что…

К горлу подступает ком и мои английские слова заканчиваются. Я понимаю, что если продолжу — то разревусь. Я замолкаю на полуслове.