Ручная кладь

Обе они продолжали болтать по-итальянски.

– Не обращай внимания, – обронила подруга вполголоса, – трепотня вокруг жизни, будет что интересного, расскажу потом.

– Ты обещала спросить ее про название виллы...

– О, си! – спохватилась она, и дальше минут пятнадцать мне уже и вовсе ничего не оставалось, как только отрешенно наблюдать за лодочками, катерами и конусом Везувия в курящейся дымке горизонта...

– ...Вечером мы приглашены в хозяйский дом на чашку кофе, – сообщила подруга, когда мы поднимались в лифте. – Потому что завтра Мария уже не существует ни для кого из постояльцев, ибо завтра! приезжает!! Шимон!!!... Все это со шлейфом восклицательных знаков.

– Это тот мужчина? Навсегда?

– Да нет, как обычно, дня на два... Жена плоха, но, – как говорит Мария, – «стабильна». Никого не узнает, ни черта не соображает, однако сердце железное... История еще лет на десять... А насчет названия виллы... вот слушай, как я и думала, это сюжет для мыльной оперы: дедуля-то был одесским негоциантом, очень прибыльно торговал всем, что только можно вообразить, – специи, ткани, кофе, амбра... все время его корабли курсировали по этому маршруту... Но в семнадцатом году свершилось то, что свершилось, а дед был мужик ушлый, мгновенно просек ситуацию, все вычислил, продал дом, имущество, снарядил судно, погрузил молодую жену, беременную на восьмом месяце первым младенцем, и отдал швартовы. Но посреди этой вот роскошной лужи, где-то в Дарданеллах, а может, в Эгейском море, то ли из-за качки, то ли еще что стряслось, – жена скисла, и давай рожать. Коновал какой-то на корабле был, матросню луженую штопать, но отнюдь, как ты понимаешь, не акушер... Бедная промучилась двое суток, родила с грехом пополам недоношенного мальчика и умерла от кровотечения чуть ли не у берегов Капри. Такая вот печаль... Слушай, может, мы не пойдем поглощать эти ватные круассаны, а позавтракаем по-человечески в Амальфи?

– Можно и в Амальфи... Но дальше-то что?

– Дальше грандиозно пообедаем в Равелло.

– Нет, я о мыльной опере.

– О, си! Вторая серия. Обезумевший от горя дед, в то время еще мужчина в расцвете сил, высадился на берег с новорожденным младенцем, орущим от голода благим матом, и бросился на поиски кормилицы. Тут выяснилось, что в семье одного местного рыбака буквально на днях легкомысленная дочь принесла в подоле девочку... С заячьей губой... Чувствуешь завязку?

– Пока нет...

– Эх ты, писаатель!... Не быть тебе, Ванька, за старшого... Слушай, отпусти меня в душ, я потом тебе быстренько дорасскажу эту леденящую историю...

...Но конца леденящей истории мне еще пришлось дожидаться, поскольку, едва моя подруга вышла из ванной, ей позвонили из дому, и она долго и бурно говорила то с сыном, то с мужем, то опять с сыном, нервно меряя комнату большими шагами, держа на отлете сигарету, зажатую между пальцами, остервенело и убедительно дирижируя ею в такт своим словам; затем мы собирались, горячо обсуждая успеваемость детей в условиях идиотского образования израильских школ, потом искали автостанцию...

Наконец, успешно разметав толпу туристов в штурме автобуса, уселись, поехали...

Автобус развалисто промахнул улочки Сорренто и выехал на горную дорогу.

Моя подруга, отмахавшая этот путь много раз, впервые добиралась в городки побережья муниципальным транспортом. Оказывается, подобный способ передвижения дарил совершенно новые, по сравнению с легковым автомобилем, ощущения. Я бы назвала это чувство – восторженным ужасом. Вообразите, как по кудрявой, вьющейся горными локонами дороге, шириной в две лошади с поклажей, едут автобусы, набитые людьми. Они беспрестанно гудят перед крутым – очередным – поворотом, чтобы тот, невидимый за гребнем скалы, кто едет навстречу, придержал ход и дал проползти. Разминуться на этой дороге – целое искусство; бывает, водители для этого притирают автобусы к скале и снимают зеркала.

В то же время огромная кипящая сковорода залива внизу, с медленно накаляющим изнутри воду гигантским белым солнцем, слепит глаза, поджаривает яхты и манит к себе. Каждый раз чудится, что накренившийся на повороте автобус уже летит вниз. И это повторяется каждые несколько секунд.

Я сижу у окна, потому что подруга посадила меня «любоваться дорогой», и дороги не вижу, а вижу лишь далекую, властно притягивающую взгляд опаловую глубину подо мной, и чувствую полет автобуса в облаках.

Моей же подруге совсем нехорошо. Она проклинает себя за «романтический позыв», ругает нашего водителя и заодно всех вылетающих навстречу автобусу автомобилистов «говнюками», и уверяет, что все они торгуют здесь овощами и гоняют по этой дороге туда-обратно с товаром раз по пять на дню, поэтому беспечны и наглы...