Руда. Падение

Эрей не ответил. Он знал, что так и будет, он был уверен, получив приказ Императора, что в итоге пожнет лишь страх и слепую покорность, и станет виновником всех мелких бед озлобленных горожан. Что дни его правления нарекут Темным игом, всех детей, рожденных в этот срок, сочтут проклятыми, и все знамения – дурными. Он не мог предвидеть катастрофы и разрушения, ускоривших покорение города, но…

– Что с вами, советник? – уже настойчивей спросил монах, и в голосе его зазвенела светлая магия. – Отвечайте!

Эрей резко, по-звериному развернул к себе Истерро и прищурил злые, темные, как бездна, глаза:

– Ничего. Я размечтался, – голос был чужим, не слушался, хрипел, но от этих звуков стало легче и наваждение сгинуло.

– Похоже, вы и меня решили напугать, – осторожно вздохнул Белый брат, сморщившись, точно древесный гриб. – Если вы отпустите мое плечо, я буду бесконечно признателен.

Эрей покосился на руку монаха и неспешно разжал ладонь.

– Простите, – с насмешкой сказал он Истерро, – я помял вашу сутану.

– Вы мне чуть кость не сломали в благодарность за лечение и заботу! – парировал монах, растирая предплечье. – Что до синяков, сойдут они нескоро! А я и так похож на пугало от долгого сидения в башне! Волосы спутались, кожа огрубела…

– То ли еще будет! – ободряюще фыркнул маг и вошел во дворец, минуя окаменевшую стражу.

– Вы самый несносный маг из всех, кого я встречал! – изумленно оглядываясь и морща лоб, заявил Истерро, пока они поднимались по мраморной лестнице вестибюля в первую приемную государя. – У меня, правда, невелик опыт общения с темными магами, но среди светлых встречаются крайне неприятные личности, так вот вы…

Эрей замер на месте и жестом приказал ему замолчать. Монах тотчас смолк и еще раз оглянулся, потом как-то беспомощно взглянул на мага и кратко вздохнул, поджав губы. Темный насторожено осмотрелся, с Силой втянув в себя воздух, поудобнее перехватил посох здоровой левой рукой и спросил, не глядя на Истерро:

– Сколько еще во дворце Светлых кругов?

За их спинами явственно обозначалось синее свечение, разгораясь все ярче.

– Подождите секунду! – попросил Истерро, стискивая виски, крепко зажмурился и ответил:

– По пути в тронную залу – десять, в покои Императора – шесть, восемь на лестнице в обеденный зал, дальше сложно подсчитать, они пересекаются и дополняют друг друга.

– Весь дворец изрисовали! – подытожил маг, чувствуя нарастающий зуд под ногтями. – Чей Круг за спиной?

Истерро вслушался и слабо прошептал:

– Самого Диксота. Он вернулся в Столицу пять дней назад.

Эрей хищно оскалился и качнул головой:

– Забавно. Так передайте Диксоту, что я намерен выслушать Совет Братства в приемном покое. Диксот хочет удержать меня? Что ж, поборемся один на один.

– Исполнено, – поклонился советнику Истерро. – Простите, я не знал…

– Неважно. Но вам лучше отойти к своим.

Истерро постоял в нерешительности, но подчинился и отступил к колонне.

Маг улыбнулся уголками губ и в мощном развороте махнул посохом. Запрятанная в наконечнике руда прорезала бесценный паркет, высекая окружность, вырисовывая Темный круг посреди широкого Светлого. Опорными вехами легли процарапанные наспех руны. Неловко придержав посох плечом, Эрей запустил пальцы в мешочек у пояса, безошибочно выбирая нужные камни, растирая их в мелкую пыль, и Круг вспыхнул алым пламенем, отгораживая хозяина от внешнего мира, даруя неразрывную связь с Целеной. В тот же миг в покой ворвались монахи, ведомые новым Гласом Рудознатца, ринулись на мага, но отшатнулись при виде огня.

– Итак? – с бесконечным сарказмом осведомился Эрей. – Что вам угодно, ваша Светлость?

Диксот минуту-другую собирался с мыслями, но ответил немного некстати:

– Поговорить, советник.

– Именем Рудознатца, надеюсь?

Из скопления белых сутан, заполонивших залу, потихоньку выбрался Свальд и крадучись приблизился к Истерро. Монах бросил на него вопросительный взгляд, звездочет жестом показал, что не мог ослушаться Диксота, и с раскаянием посмотрел на Эрея. Магу было не до его раскаяния.

Не такая это простая задача – говорить с Гласом Рудознатца, монахом, наделенным огромной властью и опасным даром убеждать все, что способно слушать. Говорить и при этом оставаться собой, не подчиняться, не пригибать головы. Не снимать темной защиты.

Диксот покаянно склонил седую голову и не стал кривить душой:

– Нет, советник, воли Сына Божьего в том, что творится, нет, оттого я не стану поминать всуе имя Его. Я обращаюсь к вам по-братски, если хотите, по-человечески, и прошу дать всем нам отчет о том, что происходит в Столице.

– Не в вашей власти требовать от меня отчета, – покачал головой Эрей.

– Знаю, советник, потому и прошу добром: поведайте нам о том, что произошло, возможно, вместе мы сумеем распутать узлы, что вы навязали в беспамятстве. Откройте нам душу, советник!

Эрей поджал губы:

– Добром, Пресветлый, просят по-другому.

– Откуда тебе знать, Ублюдок, что такое добро? – крикнул кто-то поверх голов; маг тотчас повернулся, выискивая храбреца, и везде, где проходил его острый, точно лезвие, взгляд, монахи бледнели, осеняя себя охранной Чертою.