Рудимент

Я ввел пароль. На этот раз задание в большей степени походило на традиционные психологические тесты, как я себе их представлял. Слева возникало слово или выражение, а справа — несколько других слов, на выбор. Я ненадолго задумался, как же Винченто поймет, ведь все на русском языке…

Первым пунктом шла фраза: «Черное крошево| белой эмали». И варианты ответов:

1.Рукав на три дюйма длиннее руки…

2.Стекают по склонам стоны весталок…

3.Клекот молчаний твоих…

4.Брюхом наружу, звезда…

5.Желтоглазые дыры воды…

Где-то полчаса я не нарадовался. Затем мне стадо ясно, что задание с рок-исполнителями было на ступень проще. Черт побери, я предпочел бы снова послушать дурацкие песенки без рифмы вместо того, чтобы до полного отупения перелистывать бессмысленный набор символов. Мне пришлось прерваться на процедуры, затем на обед и тихий час. Никто не отменял железного правила: больше трех часов в день у экрана торчать не позволялось. Одним словом, я угробил три дня, пока закончил. Полторы тысячи раз кликнуть джойстиком, чокнуться можно! Но я не собирался халтурить и жать наобум. Мне казалось, что халтуру мигом распознают. Когда я добрался до спасительного «Отправить», в голове моей звучал единственный вопрос: «И кому же было не лень все это сочинять?»

На следующее утро мне принесли посылку. В кожаном футляре прятался заряженный мобильник. Я не умел им пользоваться и попросил показать одного из практикантов. Оказалось, что финансовый лимит неограничен. Только звонить мне было некому. От тетки я получил письмо, что мама, после ремиссии, опять угодила в психушку. А на новой квартире, где гужбанила тетя Лида, связь давно отключили за неуплату.

Я крутил в здоровой руке бесполезное для меня чудо цивилизации, как вдруг телефон задергался и огласил палату чирикающей синкопой. С перепугу я его чуть не выронил. Впервые в жизни мне позвонили, тут любой бы свихнулся! По счастью, единственный сосед, с которым я делил палату, где-то катался. У него шевелились обе руки, и частенько навещали родичи.

Задыхаясь от собственной важности, я приложил трубку к уху.

— Как дела, Питер? — слышимость была такая словно Винченто находился в соседней комнате. — Ты герой, справился на «отлично»!

— Вы вправду так считаете?

— Результат выше всяких ожиданий. Питер, я сейчас нахожусь в Сакраменто и начинаю заниматься нашим делом. Если ты не передумал?

— Нет, — сказал я. — Я не передумал.

— Вот и замечательно. Не слишком переутомляй глаза, они тебе еще пригодятся. Следующий тест тебя уже ждет, только пароль другой. Прочтешь его в бумажке, приложенной к телефону.

Я заглянул в коробочку и увидел маленький листок. После этого дня и в течение шести месяцев, пока шло оформление моих документов на выезд, Винченто всякий раз менял пароли. Это походило на шпионскую игру и порядком нервировало меня, но доктор был непреклонен. Он заявил, что никто не должен совать свой нос в компьютер без меня.

Кроме пароля на листочке имелось нечто вроде инструкции по пользованию трубкой. При нажатии на клавишу «2» раздавался звонок в тетиной квартире, в Питере. Если она оказывалась способна разговаривать и находилась дома, то мы мило болтали. Винченто покрыл ее телефонные долги в шесть тысяч рублей. Но очень скоро тетку опять отключили. На клавишу «3» отзывалась моя мама. Когда могла общаться, и когда ей доверяли телефон. Американец ухитрился и ее обеспечить трубой. Я позвонил маме один раз, послушал ее сонный, заторможенный голос и ничего не сказал. Я боялся, что разревусь и наживу припадок. Но пришлось согласиться: «работу» мне оплатили по-царски.

На клавишу «4» отзывался человек из Фонда, работавший в Москве, а на «1», естественно, отзывался сам доктор.

Ему я позвонил после того, как у меня пытались спереть компьютер. Буквально в тот же день невидимые агенты Винченто подсуетились, и в палату доставили маленький, но очень тяжелый сейф. Могу только представить себе, как замаслили парни из Фонда кафедральное и институтское начальство, чтобы те закрыли глаза на мои неслыханные привилегии. Я быстро навострился складывать ноутбук и убирать в железный ящик. Ключик болтался у меня на шее.

В последующие дни я читал намного меньше, чем обычно. Я почти полностью забросил японский язык и кино. У меня существовал список из шестисот фильмов, которые следовало обязательно посмотреть. По крайней мере, сто пятьдесят, тех, что Винченто отметил двойной звездочкой.

Парень с незапоминающимся лицом, вроде бы медик, а вроде бы и нет, но в халате, подбрасывал мне деньжат от Винченто и регулярно осведомлялся о потребностях. Я возвращал ему деньги назад и просил купить фильмы и фруктов для всего отделения. Таким образом, наличность быстро заканчивалась, но не все картины, отмеченные доктором, встречались в продаже. Кое-что безликий помощник приносил бесплатно, с возвратом. Впечатление от просмотра возбуждало во мне то же чувство, что и после первого задания с русским роком. Я силился, но никак не мог подобрать определения…