Дэвид на меня не сердился, он только просил больше так никогда не делать. Там нет ничего запрещенного, объяснил он, но у каждого здесь своя сфера влияния. Например, мой чип в ручке кресла позволял теперь беспрепятственно преодолевать двери обеих перевязочных, игровой комнаты, оранжереи, рентгеновского кабинета, кабинета УЗИ и еще трех-четырех набитых медицинской аппаратурой помещений. В «сестринском посту», действительно, не было ничего запрещенного, но кое-что, не предназначенное для моих глаз, я успел заметить. , Из восьми экранов светились шесть. На двух верхних я узнал собственную палату и «кабинет». Оба неразговорчивых инженера, Сэм и Александр, колдовали над аппаратурой; раскачивались их лохматые затылки. Ближайший экран демонстрировал почти пустую квадратную комнату с разобранной постелью. Нет, это скорее была не кровать, как у меня, а широкий надувной матрас, причем подушка и скомканное одеяло валялись в противоположном углу. Так или иначе, обитатель палаты, по-видимому, не нуждался в другой мебели, как и в окне. Стены в комнате без окон мне показались тоже какими-то неправильными, точно надувными.
Поролоновая комната.
А в оставшихся трех помещениях, за которыми велось слежение, присутствовали люди. Один человек лежал на кровати, с головой завернувшись в простыню, наружу высовывался кусок голой ноги.
Следующее изображение. Широкоплечий толстый парень лет двадцати, седой или альбинос, сидел на корточках и что-то рисовал длинной кисточкой на мольберте. Весь пол вокруг него был завален обрывками бумаги. Неприбранную постель также закрывал толстый слой альбомных листов.
И стенки, словно надувные.
Еще одна комната из поролона…
Дэвид ухватился за ручки моего кресла и развернул меня лицом к выходу. Помимо нас в дежурке оказалась его сменщица, высокая женщина, смахивающая на селедку, в зеленом халате. Я ее не сразу заметил, потому что она сидела в высоком кресле и тоже следила за мониторами. Но, вылетая за дверь, не успев даже нажать на тормоз, я засек шевеленье на последнем включенном дисплее. Я так и не понял, что там происходило.
Трое или четверо в таких же, как мой санитар, комбинезонах хором навалились на одного раздетого. Или не навалились, а пытались пристроить над кроватью какой-то громоздкий прибор, но человек, привязанный ремнями, отбивался и мешал им. Меня слишком быстро вышвырнули наружу, поэтому не могу утверждать наверняка.
По-моему, санитары связывали женщину.
Я ничего не сказал Дэвиду, ему, очевидно, за меня попало. А потом он принес мне обед, но кусок не лез в горло. Я просто не мог притронуться к пище, сколько он ни уговаривал. Спустя час явился сам Пэн Сикорски и, мастерски скрывая раздражение, принялся меня увещевать. Он отослал обоих инженеров и принялся бродить по комнате, протирая очки. А я набычился, всецело погрузившись в созерцание апельсинового пудинга. Не хотелось подвесить глазные яблоки на его абордажные крючья.
— У нас многопрофильная клиника, Питер, — сказал Пэн, — и у меня нет времени устраивать для тебя экскурсии. Доктор Винченто говорил тебе, что мы беремся за лечение сложных случаев психических и нервных заболеваний. На этом строится научная работа. Я буду рад, Питер, если ты закончишь университет, получишь степень и вернешься к нам, уже в новом качестве. Но пока этого не произошло, необходимо подчиняться режиму. Формально, ты пациент клиники, и все, что я могу сделать, это перевести тебя на высший, четвертый уровень допуска для пациентов. Ты сможешь посещать не только столовую, но и кухню. А также лабораторный корпус и административное крыло. Ты сможешь беспрепятственно прийти, когда захочешь, ко мне, в кабинет к доктору Винченто, доктору Элиссон и другим, кто будет свободен. Я уверен, что всем нам доставит удовольствие поболтать с тобой или посоветоваться. Ты сможешь опускаться в подземный этаж корпуса «С».
Дэвид мне говорил, что тебя интересует шум машин. Боюсь, ты не встретишь внизу ничего интересного. Там дизельная подстанция, бойлерная и холодильники. Но дисциплину надо соблюдать. Пожалуйста, не пытайся заговаривать со средним и младшим персоналом, со всеми, кто в зеленом и синем обмундировании.
— Я не могу даже спросить, который час, у военных, что сидят на постах?
— Они могут тебе ответить, но не обязаны. Если тебя обижает, и… настораживает одиночество, я распоряжусь, чтобы с завтрашнего дня ты питался вместе с остальными. С теми, кто ходит в столовую, Мы полагали, что тебе будет удобнее кушать здесь.
— С остальными? Вы имеете в виду ненормальных?
— Смотря что считать ненормальностью. Например, я с детства не выношу больших собак, обхожу за милю. Понимаю, что это нелепый комплекс, но ничего не могу поделать. Сам пообщаешься и разберешься. Во всяком случае, с ножом на тебя никто не бросится. Есть люди, которые не вполне адекватно себя ведут, но им показано, хотя бы иногда, находиться в коллективе.