Рудничный бог

– Нет! – выкрикнула она, вырывая руку. – Не хочу!

– Одумайся! Оно тебе все одно без надобности, а мне сгодится!

– Да что тебе надо-то?

– Сердце!

Многого ожидала Настя, но только не этого. Сорвавшись с места, со всех ног кинулась бежать. Не помня себя, влетела в избу, забилась поближе к печке. Ее била дрожь. Нет, уезжать отсюда надо и как можно скорее!

Возившаяся у печи женщина подняла голову от котелков:

– Иль продрогли, барыня? Погодка-то стоит дивная, морозец самый что ни на есть легкий… Самая пора, пока времечко есть, погулять, на свет божий полюбоваться…

– Спасибо, нагулялась, – Настя приникла к окошечку, высматривая Лукерью. Интересно, а где Малаша? А вдруг и ее тоже…

– Напужались чего? – угадала стряпуха. – Да народ-то у нас смирный. Не стали бы озоровать.

– Да не то, чтобы очень… Встретила кое-кого…

Лукерья как раз шла по двору, загребая снег стоптанными лаптями. И не холодно ей! Все в валенках ходят, а она…

– Это ее-то? – стряпуха через Настино плечо увидела женщину. – Испугались?

– Да. Она… какие-то странные вещи говорила. Хотела предсказать судьбу и просила взамен у меня сердце, – Настя прижала ладонь к груди, словно сердце могло выскочить наружу и убежать.

– Лукерья-то? Это она может, – равнодушно бросила стряпуха, вытирая руки передником. – И правильно вы сделали, что от нее отбились, барыня!

– Она – ведьма? – изумилась та.

– Была ведьма, да вся вышла, – огорошила ответом женщина, возвращаясь к печи. – Сильная ведьма была. Вся округа ее боялась. А только чего-то она со своими не поделила… Ну, мы-то люди простые, в ихние колдовские дела не вмешиваемся – понятного мало, а беды за простое любопытство не оберешься… Что Лукерьей ее зовут, так это мы сами ее прозвали, потому как поселилась она в пустой избе, где бобылка Лукерья жила. Пришла зимой, вся избитая, замерзшая… Пока отошла, пока говорить начала… Про себя мало, что сказывала, но земля слухом полнится. Наказали ее за что-то свои же колдуны и ведьмы. Силы колдовской лишили, она через это умом малость тронулась. Скотину иногда пользует, тут спору нет, тут у нее каждое лыко в строку. На огороде жука-червяка потравить – тоже лучше Лукерьи никто не управится. Вёдро или ненастье предсказывает точно. Дитё заболеет – от простуды отвар сготовит… А на большее сил ее нет.

– А убить она может?

– А как же! Желание колдовство творить ведь у нее осталось, а сил не хватает. Вот она и лютует. Прибить может со зла, от безысходности, от досады, что колдовство опять не вышло.

Стряпуха рассказывала об этом так обыденно, словно речь шла о том, как и из чего готовить горячее для ямщиков – мясное или уху, смотря, пост на дворе или можно разговеться. Настя слушала и не верила своим ушам.

– И вы так спокойно об этом говорите! У вас по округе бродит ведьма, а вы…

– Так ведь безобидная она, барыня! – отмахнулась ее собеседница. – Мы уж привыкли к ней. Да и не одна она тут такая. В соседнем селе, Конобееве, тоже ведьма есть. Та посильнее нашей будет. С той даже батюшка не связывается – боится. Да и поднадзорна она.

Настя только качала головой. Ведьмы, колдуны, может, еще что… Откуда что берется? В какой жуткий мир она попала? Как выжить и добраться до Алексея?

Им все-таки немного повезло – партию политических ссыльных поселили отдельно от остальных, в длинном доме, состоявшем из коридорчика, где топилась небольшая печка, и нескольких тесных узких комнаток, где едва помещались в два этажа настилы для сна. Каждая каморка запиралась на засов снаружи, в каждой имелось небольшое, с ладонь, окошечко со вставленной в него слюдяной пластинкой. Оно не открывалось – разве что высадить пластинку, но тогда внутрь будет залетать морозный воздух, а дом и так маленькая печурка не была в силах протопить полностью. Впрочем, по сравнению с пересыльными избами на этапе и острогом в Иштыме, это было подарком судьбы. Уже то, что спать можно было не на полу, радовало арестантов. Правда, вместо того, чтобы сводить людей в баню, ограничились тем, что выдали другие рубахи взамен прежних, сопревших от грязи.

Алексей занял одну каморку с Владимиром, Антон оказался в соседней. Дощатые перегородки между ними были такие тонкие, что можно было переговариваться, но с опаской – в коридорчике постоянно находилась охрана.

Не успели ссыльные перевести дух, как их опять вывели и отправили на рудник.

Всю вторую половину лета, осень и часть зимы на новом руднике шли работы. Окрест вырубили все деревья, посекли кустарник, так что вокруг из-под сугробов торчали только пни. Дерево пошло на крепеж штолен, на строительство навесов и на уголь, который жгли тут же для огня маленьких домен. Заваленные снегом, как сугробы-великаны, высились отвалы отработанной земли и пустой породы. Между ними и у входов-нор, напоминавших большие колодцы, свежевыпавший снег был протоптан до земли.