Рудник «Веселый»

– Ты не показывай ему, что умный. Вон, как Ванька, включай дурака. А то лис хитрый, чуть подвох почует – съедет с темы. Я тебя почему к Аркаше приставил? Внешность у тебя подходит – цыган и есть цыган! – Он посмотрел на меня оценивающе, я тоже глянул в зеркало. Как сейчас помню, был тогда мелким, худым, вёртким. Коротко ещё не стригся, и шапка крутых чёрных кудрей действительно делала меня похожим на цыгана. Не мешали даже пронзительно-синие глаза. Нос, наверное, тоже цыганский – узкий в переносице, с раздутыми ноздрями, слегка крючковатый. Не красавец, но и уродом себя не чувствовал. Вообще, внешность свою не считал чем-то выдающимся, однако не комплексовал. Скорее, хрупкое сложение и небольшой рост были причиной подростковых переживаний – поэтому и занялся спортом. – Ты с ним веди себя, как обычно. – Сергеич встал, прошёл к сейфу, достал бутылку водки. Он пил всегда – я даже не помню, видел ли его трезвым. Пьяным видел. Напившись, директор спорткомплекса начинал рассказывать обо всех, кого «запрессовали» в подвале. При этом плакал. Но, протрезвев, обычно ничего не помнил. И дальше жил подшофе – до следующего срыва. – Ты, это, Яшк, сильно под шкуру влезть не пытайся, расколешься. Да и не по зубам он тебе – профессионал! – предупреждал меня наставник ещё перед первым делом с Профессором. – Сначала вы с ним так, для раскачки, по мелочовке помотаетесь, но там крупный куш зреет: упустить – значит затупить по полной программе…

Роль давалась легко, да и с Ванькой рядом невозможно было вести себя по-другому – поймал себя на мысли, что скоро смеяться так же буду – «гы-гы-гы»! Закурил и, подражая тому, как говорит друг, с той же интонацией, добавил:

– Я чёт-та не въезжаю, Профессор, ты конкретней говори, чё за типы?..

– Кращенкова знаете? – спросил Аркаша, закуривая длинную дамскую сигаретку – уже третью за несколько минут разговора.

– Да чё ты нам фамилию базаришь, – хохотнул Ванька, рыжий, воловатый, здоровый – хоть Иванушку-дурочка пиши с натуры, – ты бы ещё отпечатки пальцев приволок – типа, знаете этого чела?

– Да Толю Кращенкова! – Аркадий вдруг разозлился, забыв на минуту, что именно наша «примитивность» делала нас идеальными помощниками в этом деле. – Видели вы его, он на «Адмирале» постоянно трётся да и в других ресторанах зависает частенько. Худой такой, лицо вечно унылое, будто лимон во рту держит. Помните, я полгода назад его круто на бабки развёл, когда по муке работал, ну помните?

– Да где нам упомнить, – сказал я, поняв предостерегающий взгляд Сергеича. С Кращенковым мы были знакомы, я даже как-то обменялся с ним телефонами, но знакомство не по делам – так, поверхностно, вскользь, в компании. Ванька тоже не лыком был шит и, достав сотовый, принялся нажимать на кнопки, всем своим видом показывая отсутствие интереса…

Время тогда было такое – непонятное, бурное. Мне было двадцать три года, всего двадцать три… Сейчас, вспоминая, усмехался – зелёный совсем, а тогда казался себе эдаким матёрым волком, тёртым, покоцанным жизнью. Девяностые. Незабываемые девяностые… И как бы ни хотелось стереть их из памяти – не получалось! Ещё в конце девяносто первого года, когда Ельцин подписал указ о свободе торговли, когда открыли границы и был разрешён свободный въезд и выезд, в страну хлынул поток дешёвых не особо качественных товаров в ярких упаковках, турецкого ширпотреба, низкокачественной бытовой техники, и третьеразрядных голливудских боевиков. Тогда же появилось много любителей половить рыбку – в мутной-то водичке. Девяносто шестой страна встретила, с удовольствием посмотрев «Старые песни о главном». Этот фильм, словно лучик настоящего света, продрался сквозь пелену подделок и фальшивок. Помню, меня тогда порадовал ещё фильм «Особенности национальной охоты» – корова в самолёте и фраза: «Жить захочешь, не так раскорячишься». Мне и сейчас казалось, что эти слова давали точное определение тому времени – беспорядкам и безденежью, бесцельности и бессмысленности происходящего. Старикам перестали платить пенсии, врачи, учителя попали за черту бедности, но они всё равно почему-то учили и лечили. Инфляция сбавила обороты, и ноли на купюрах остановились на цифре в пятьдесят тысяч, так и не дотянув до сотни. Тогда казалось, что жизнь всё же налаживается, и никто не знал, что впереди ещё и деноминация, и дефолт… Но – я в девяносто шестом закончил юрфак и мне всё казалось крутым, я сам себе казался крутым, и – жизнь удалась!

Тогда же было первое крупное дело – векселя – и тогда же всплыл этот рудник, в девяносто шестом его пытались перепродать в первый раз. Рудник «Весёлый»…