«Представьте: я изучал право, а также немного ознакомился с традициями германской государственной службы во время трех-четырех лет моей юридической практики. От увиденного там волосы вставали дыбом. Это было подобно туче саранчи, которая опустилась на страну, чтобы сожрать ее… В каждом учреждении встречались самые некомпетентные чиновники, которых нельзя было использовать в рейхе. И каждый из тех, кто там приземлился, был человеком, который не желал быть солдатом на войне и видел возможность набить себе карманы. На одной стороне было вопиющее обнищание населения, а на другой – пьянство, расточительность и коррупция».
Накануне Рождества 1941 года Морген в течение десяти дней подписал пять смертных приговоров – все за растраты и коррупцию. Шла война, и приговоры были по-военному свирепыми. Рейхсфюрер СС Гиммлер мягкие приговоры ужесточал, Гитлер, конечная судебная инстанция рейха, отклонял все просьбы о помиловании, и коррупционеров СС расстреливали, несмотря на заслуги их отцов-генералов.
Кроме войны, в суровости приговоров свою роль сыграли еще некоторые обстоятельства.
Несмотря на образование особого нацистского новояза, в Германии слово «коррупция» не стало эвфемизмом. Понимание его изначального значения «растление» сохранялось, и сохранялось ощущение единства двух явлений – воровства по службе и нравственного разложения. И борьба с коррупцией в СС была борьбой не только за сохранность складов, но и за боевой дух каждого четвертого военного в рейхе.
Эсэсовцы считались умом, честью и совестью эпохи Гитлера, и требования к ним предъявлялись особые. Да и вообще в Германии теперь следовало судить не только по закону, но и согласно «здоровому народному пониманию». Вот к этому «пониманию» Морген при необходимости и прибегал.
Дальше: после прихода Гитлера к власти принципиально поменялся подход к вынесению судебных решений. Если прежде судьи руководствовались принципом «нет преступления, если оно не было описано в законах», теперь его сменила практика «нет преступления без наказания». Другим новшеством нацистского судопроизводства стало вынесение приговоров по аналогии. То есть роль при этом играли не только и не столько собранные доказательства, сколько сходство картины преступления с другим, уже имевшим когда-либо место.
Не сказать, чтобы Морген совсем уж кривил душой, когда в обоснованиях приговоров ссылался на «Честь моя зовется верность», горячие сердца и чистые руки. Возможно, он и сам разделял эсэсовский кодекс чести – СС себя еще в полной мере не проявили, до Нюрнбергского трибунала было далеко, а Морген продолжал вариться в эсэсовской среде.
Нашим современникам и соотечественникам нелегко представить, какую силу в тогдашней Германии, – с ее всего-то 12-летним режимом тотальной лжи, в основном на бумажных носителях, и без нынешних гипнопедических изысков – еще могли иметь слова, просто слова, в том числе «Честь моя…». Незадолго до войны Морген вызвал на дуэль неряшливо говорившего собеседника, и поединок не состоялся лишь потому, что тот струсил и дважды не открыл секундантам дверь. До XIX века было еще рукой подать, хотя этикет и этику теперь определяли эсэсовские «западло», «слабо» и «комильфо».
Моргена стали бояться и ненавидеть, причем люди, в рейхе не последние. Коррупция стала специализацией Моргена. Чем крупнее был коррупционер, тем он, естественно, оказывался ближе к верхушке рейха.
Одним из обвиняемых Моргена стал Фегеляйн, будущий муж Греты Браун, сестры Евы. Дело против Фегеляйна, уже не первое, закрыли по приказу Гиммлера.
В Кракове с Моргена не сводили глаз и, наконец, нашелся повод его обвинить – в саботаже. Морген оправдал офицера, уличенного в сексуальных связях с полькой. Как раз к этому времени выбившийся из сил Морген запросил у начальства перевод в другое место – желательно на Балканы или в Норвегию. И его перевели.
Cначала Моргена хотели посадить в концлагерь. Но Главное судебное управление его отстояло. Тогда Моргена разжаловали, зачислили в дивизию СС «Викинг» и после месяца подготовки в учебном лагере отправили воевать в Советский Союз. За полгода пребывания штурмманна (ефрейтора) Моргена на фронте его подразделение потеряло 570 человек, а в строю остались только 17. После войны, вспоминая те полгода, Морген жаловался на «варварское поведение русских солдат».
К маю 1943 года коррупция эсэсовцев разгулялась настолько, что без таких как Морген стало не обойтись. Моргена отозвали с фронта, опять произвели в офицеры СС и вернули на прежнюю службу. Официально это выглядело так: Морген стал эсэсовским судьей резерва, то есть подчиненным Главного судебного управления СС, но одновременно он был прикомандирован к уголовной полиции, крипо.
Первым делом судьи Моргена стали хищения в Бухенвальде. Это опять сузило его специальность, теперь уже до конца войны: он стал расследовать коррупцию в концлагерях.