— Когда ты влюблен или любим, это большая тюрьма. Господи Иисусе! Любовь — это то, чего ищешь всю жизнь, каждую секунду, каждый день. Но когда кто-нибудь изливает любовь, это тебя убивает, если она нежеланная, убивает тебя. Зачем губить свою жизнь, жизнь какой-нибудь девушки? Я не хочу жениться.
— А как идет ваша сексуальная жизнь? — спросила его в 1974 году корреспондентка «Вашингтон пост».
— Спорадически, — невозмутимо ответил Рудольф.
— О, но дамы будут очень разочарованы таким кратким ответом, — настаивала собеседница.
— Дамы, — заявил Рудольф, — должны просто оставаться заинтригованными.
И не ошибся: они таковыми и остались…
Тем не менее нетрадиционная ориентация, в которой Нуреев так никогда и не признается, стала частью его образа, «его сценической экзотики», по определению Михаила Барышникова.
Одним из основных моментов созданного им собственного сценического имиджа было, по рассказам коллег, стремление максимально раздеться во время спектакля, отвергая «вечные» панталоны графа Альберта в «Жизели», выходя на сцену с обнаженной грудью в «Корсаре» и даже «Дон Кихоте», надевая более тонкое и прозрачное трико, чтобы создать иллюзию кожи.
Ему будто бы доставляло удовольствие дразнить зрителей и заставлять их ожидать подвоха. В его собственной версии «Спящей красавицы», поставленной для Национального балета Канады в 1972 году, Нуреев, по своему обыкновению, сначала появлялся укутанным в длинную, до пола, накидку. Чтобы снять ее, он поворачивался спиной к залу и потом медленно, очень медленно опускал ее, пока она, наконец, не застывала чуть ниже ягодиц. Это искусство преподнести себя танцовщик использовал до самых своих последних выступлений. «Ему достаточно было пошевелить пальцем ноги, чтобы заставить сердца биться, как тамтамы», — писал один из лондонских критиков.
Знакомая Нуреева, актриса Лиз Роберте утверждала: «Секс успокаивал и спасал его. Он любил свое тело, очень гордился им и обожал секс. Этот последний воздействовал на него так же, как и слава. И оттого он был немного эксгибиционистом!».
Марио Буа, музыкальный издатель и муж балерины Клер Мотт, вспоминал о том, как Рудольф, приехав к нему в гости в его дом близ Севильи, спросил: «Where is the boys' pool?» Хозяин — наивных людей еще предостаточно — вывел его на террасу и показал небольшой бассейн, в котором любила плескаться его ребятня.
Гость расхохотался и пояснил, что имел в виду другое: где в этом городе тусовка мальчиков? Но пока что согласился поразвлечься в бассейне. Разделся — и Марио не мог отвести глаз: «Я был ошеломлен. Он был так ладно сложен, я никогда прежде не видел его таким. Мы были наедине — и это разом создало несколько щекотливую атмосферу»[44]
.Но, похоже, в данном случае Рудольф никого не провоцировал. Просто вел себя так, как ему было удобно.
Один из друзей Нуреева, хореограф Ролан Пети, женатый человек обычной ориентации, тоже рассказывал, что когда он бывал у Рудольфа в гостях, тот мог расхаживать по дому абсолютно обнаженным. Похоже, Пети это ничуть не шокировало. Спокойно и без смущения он вспоминал в своей книге о часах общения с другом: «Проходил день за днем, и мы с Рудольфом стали неразлучны; чтобы избавиться от одиночества в поздние вечера, мне случалось проводить ночь в его квартире, а поскольку у него была только одна кровать, гостеприимность хозяина принимала оттенок интимности: после долгих разговоров, прерываемых диким хохотом, мы засыпали спиной друг к другу, как два брата, и во сне устремлялись к совершенно разным горизонтам»[45]
.Хореограф приводит любопытную историю, показывающую, что Рудольф иногда был не прочь и присочинить, особенно когда хвастался своими любовными победами. Как-то он поведал Ролану об одном случае, который якобы произошел с ним в Цюрихе:
— Однажды ночью, после вечернего балета и пышного, скучного ужина, я понял, что спать в одиночестве не хочу. Я вышел на улицу и встретил прелестное существо в моем вкусе. Поскольку нельзя было привести моего нового друга в «Отель дю Лак», мы занялись любовью в роще, рядом с озером. Это было здорово!
Несколько месяцев спустя Пети остановился в том же цюрихском отеле и, вспомнив рассказ Нуреева, долго искал рощу или хотя бы какой-нибудь кустарник, зеленую изгородь или что-нибудь похожее на зеленые насаждения, но ничего подобного не нашел, не считая небольшого одинокого куста. «И я стал сильно сомневаться в правдивости его рассказа», — признавался хореограф впоследствии.
Остается предполагать, что количество приключений любвеобильного танцовщика оказалось сильно преувеличенным благодаря не только рассказам самого Рудольфа, но и откровенным домыслам тех, кто в свое время желал быть отмеченным его вниманием. Известно высказывание по этому поводу завсегдатая лондонского гей-бара: «Если бы каждый из геев, кто сейчас распространяется о своей связи с Нуреевым, действительно находился с ним в близких отношениях, то у Рудольфа просто не хватило бы времени на его головокружительную карьеру».