Рудольф Нуреев

Его учителя понимали его, разделяли его идеалы, поощряли его усилия, а дома продолжалось противоборство с отцом. Рудольф уже окончил среднюю школу. Его ровесники работали или учились, приобретая нужную профессию, а он упорно не желал этого делать, продолжая выступать с танцевальными коллективами Уфы. Бестолковость сына злила и раздражала Хамета. Он постоянно бранил сына и жену – за то, что потакает оболтусу. Очень долго этот человек не понимал, что артист балета – завидная и почетная профессия, продолжая считать сына неудачником. Он не мог оценить адский труд, благодаря которому дается легкость балетных движений, называя Рудольфа лодырем и лентяем.

«С самого своего возвращения и до сегодняшнего дня отец остается в моей памяти как строгий, очень могучий человек с сильным подбородком и тяжелой челюстью, как незнакомец, который редко улыбался, мало говорил и который пугал меня. Даже мысленно я все еще боюсь посмотреть на него прямо»[14], – вспоминал Нуреев.

Обстановка в семье стала более мирной, когда Рудольф получил место статиста в труппе Уфимского театра оперы и балета и принес домой первую зарплату. К тому же он «подрабатывал»: давал в рабочих коллективах уроки народного танца. Набиралось еще 200 рублей в месяц – это уже было немало.

Трудно сказать, как бы сложилась его судьба, останься Нуреев дома. Вполне вероятно, что он бы стал гордостью Башкирии. Ведь во многом благодаря именно усилиям Бахтияровой, Насретдиновой и Сафиуллина сейчас в Уфе существует башкирская балетная школа, признанная во всем мире. Однако тогда она только зарождалась, и не могла удовлетворить амбиции молодого Нуреева.

Глава вторая. Ленинград

Переезд в Ленинград

Летом 1955 года в Москве проходил фестиваль башкирского искусства. Уфимский театр решил «повезти в Москву» национальный балет – «Журавлиная песня», то есть именно тот балет, с которого началось знакомство Нуреева с танцевальным искусством. Однако артист, который должен был исполнять одну из сольных партий, по какой-то причине не смог участвовать в поездке. Семнадцатилетний Нуреев, не колеблясь, предложил свою кандидатуру, хотя партии этой совершенно не знал. Его взяли на гастроли, и он принялся усердно разучивать роль, однако к моменту приезда в Москву перезанимался и получил травму.

Вот как сам Рудольф Нуреев описал это происшествие: «…то ли по причине усталости и возбуждения, то ли из-за того, что я еще не привык к обычному нормальному режиму взрослых артистов балета и к изнуряющему ритму их работы (только в день приезда было три репетиции), но я, очевидно, слишком переутомился и, тяжело приземлившись после пируэта, растянул связки на пальце ноги. Моя ступня вскоре так распухла, что я не смог даже надеть туфли и должен был оставаться в балетных тапочках. И опять начало казаться, что крышка моего сундука, едва открывшись, вновь захлопывается над моей головой»[15].

Обычно на лечение подобных травм требуется не меньше месяца, но Нуреев сумел восстановиться за неделю и вышел на сцену несмотря на то что ступня еще побаливала. Впоследствии он признавался, что им двигало не самопожертвование, а чистой воды эгоизм: его волновал не столько успех башкирского балета, сколько то впечатление, которое он сам произведет, выступая перед артистами Большого театра. Видимо, впечатление это было благоприятным, поскольку Нуреев сумел добиться разрешения на поступление в Московское хореографическое училище. Счастье было так близко, но от поступления пришлось отказаться: у Московского училища в то время не было общежития, а на то, чтобы снимать квартиру, у Нуреева элементарно не хватило денег. Пришлось вернуться в Уфу.

Рудольф был в отчаянии. Но тут ему помогли преданные друзья и педагоги: аккомпаниатор Ирина Воронина собрала подписи лучших уфимских танцовщиков и балетмейстеров и направила в Министерство культуры Башкирской Республики письмо с предложением направить Нуреева на учебу в Ленинград. Получив положительный ответ, Нуреев купил билет до Ленинграда и отправился в путь.

Город на Неве

Санкт-Петербург, Ленинград – без всякого сомнения, один из красивейших городов мира. Каменные набережные Невы, Зимний дворец, Казанский и Исаакиевский соборы, Медный всадник, многолюдный Невский проспект – и серое холодное небо. Ленинград ошеломил молодого провинциала: «…я помню, как почувствовал себя одиноким и затерянным, оказавшись в городе, залитом солнцем. Эти тяжелые облака просто висели над промышленными окраинами, над которыми они висят круглый год. Но это то, чего я, мальчик из Уфы, никогда не знал[16]», – вспоминал Нуреев.

Конечно, Нуреев был смущен и даже растерян, оказавшись в исторической столице, но он был не из тех, кто тушуется и сдается. Тем более, что в 1955 году он был не единственным провинциалом в Санкт-Петербурге. Прошло совсем немного лет после окончания страшной ленинградской блокады, когда население города сократилось в два раза. Поэтому после войны в Ленинград переселялись многие жители сел и небольших городов.