— Он не разговаривал со мной с того самого дня, когда впервые разрешил мне собирать колосья на его поле. Он очень занятой человек.
— Хм. Но не настолько же, чтобы не оказать тебе маленькую любезность.
Она внимательно следила за Руфью, чтобы увидеть ее реакцию на эти слова, и была чрезвычайно довольна, когда Руфь начала возражать ей.
— О, матушка, нет. Вооз сверх всякой меры внимателен ко мне. Разве не он сделал мою работу легкой и приятной, приказав жнецам подбрасывать мне колосья? Мы обе обязаны ему за его доброту. Каждое зернышко ячменя и пшеницы мы имеем только благодаря ему.
— Он нравится тебе?
Руфь опустила глаза.
— Не больше, чем все, работающие на его полях, — она сидела у входа в пещеру, устремив взор на необработанные поля Елимелеха. — Я удивляюсь, почему он так и не женился, матушка. Как получилось, что Бог благословил этого человека таким богатством, но не дал ему жены и сыновей?
Ноеминь улыбнулась про себя. Руфь разглядела под невзрачной внешностью этого человека сердце льва, которое билось в его груди. Почему бы еще немного не испытать ее и не узнать, не может ли ее жалость превратиться в чувство другого свойства?
— В его внешности никогда не было ничего привлекательного, — Руфь с удивлением посмотрела на нее, и Ноеминь поспешила добавить:
— К сожалению, он такой невзрачный.
— Вооз не такой красавец, каким был Махлон, но я не считаю его невзрачным.
— Когда ты впервые увидела его, он показался тебе по крайней мере привлекательным?
Руфь покраснела.
— Я никогда не думала… — она покачала головой. — Конечно, ты не скажешь, что считаешь его безобразным.
— Неужели я назову безобразным человека, который дал мне хлеб? Да не будет этого никогда! Но я также не хочу притворяться слепой. Вооз добрый человек, он любит закон, а не просто проповедует его. Но ему недостает качеств, которые завоевывают сердца девушек.
— У него есть положение и репутация.
— Разве положение и репутация заставили тебя полюбить моего сына? Если бы Махлон был некрасивым, низкого роста и худым, ты увлеклась бы им?
— Махлон был не только красавец, матушка. Ты знаешь это так же, как и я.
— Мы сейчас говорим не о той любви, которая появляется между людьми, живущими в браке, моя дорогая. Мы говорим о том, какие мысли возникли у тебя, когда ты впервые увидела Махлона, шагающего по улице Кирхарешета. Бог был милостив к моему сыну. Он, по крайней мере, знал любовь доброй жены, — Ноеминь горестно покачала головой. — Бедный Вооз, — она цокнула языком:
— У него никого нет, а теперь уже слишком поздно.
Руфь выглядела обеспокоенной.
— Почему слишком поздно?
— Он стар.
— О, Ноеминь! — Руфь рассмеялась. — Ты же мне вчера говорила, что Авраам родил Исаака, когда ему было сто лет, а Воозу не больше половины его лет.
Какое сокровище было у Махлона в лице этой девушки! Если бы только он дал ей сына, тогда Ноемини не пришлось бы столько волноваться. А теперь имя Махлона должно исчезнуть. Ноеминь не могла оставаться безучастной и бездеятельной.