Руфь. Непреклонная

— Она моавитянка.

Эти слова прозвучали как проклятие.

— По рождению, — произнесла Ноеминь.

— Она собирается остаться здесь?

Никогда Руфь не чувствовала себя столь нежеланной.

Ноеминь вскинула подбородок, крепко сжав руку невестки.

— Да, она останется здесь. Мы с ней будем жить вместе.

— Но, Ноеминь, подумай, что ты делаешь!

— Без Руфи я бы не выжила.

— Но теперь ты среди своих. Отправь чужеземку назад, туда, где ей подобает быть. Ты знаешь, что об этом говорит Закон.

Ноеминь медленно повернулась, тело ее напряглось.

— Из Египта вместе с нами вышли и египтяне.

— И посмотри, сколько бед они причинили нам!

— Чужеземные женщины прокляты Богом!

— Они отвращают сердца наших мужчин от Бога!

— Хватит! — крикнула Ноеминь. — Неужели я должна отсечь то, что привил Бог? Руфь предпочла пойти со мной Она оставила свою мать, отца, братьев и сестер, все, что знала, ради того, чтобы прийти в Вифлеем и поклоняться вместе со мной Богу.

На мгновение все замолчали, но Руфь понимала: слова не могли убедить этих женщин принять ее. Она должна будет вести примерную жизнь, чтобы они поверили, что она предпочла Ноеминь своему отцу и матери, а их Бога — идолам своего народа. Время. Для этого требуется время.

— Вы вернулись как раз к Пасхе, Ноеминь. Хорошо, что ты снова среди нас.

С этими словами женщины начали расходиться, оставляя Руфь и Ноеминь одних у колодца.

Руфь тихо плакала.

— Я опозорила тебя. Из-за меня твое возвращение домой стало более тяжелым, чем могло бы быть.

— Нет, — устало откликнулась Ноеминь. — Они помнят, какой я была до того, как ушла отсюда. Мой муж преуспевал, и у меня была причина для радости. Я могла вместе с ними петь и смеяться. А теперь мое жалкое состояние вызывает у них тревогу. Если такое несчастье могло случиться со мной, думают они, то и с ними может произойти подобное. А это неутешительная мысль.

— Ты снова будешь петь и смеяться вместе с ними, матушка.

Ноеминь покачала головой.

— Я и не ожидала найти здесь кого-нибудь, — тихо прошептала она. — Но такая встреча… — она опустила голову, уставясь в землю:

— Никто не предложил мне даже куска хлеба или глотка разбавленного вина.

— Это все из-за меня.

— Неужели ты должна всю вину брать на себя? Я жила в Моаве двадцать лет. Я находилась среди идолопоклонников, открыла свой дом для чужеземок, которых мои сыновья взяли себе в жены. В глазах евреев я такая же нечистая, как и ты. А может, даже более нечистая, потому что я знала истину.

Глаза Ноемини наполнились слезами.

— О, моя дорогая. Ты все, что есть у меня. Ты — Божье благословение для меня. В Вифлееме никто не примет нас, Руфь. Таковы обычаи. Мы должны сами пробивать себе дорогу, — по ее щекам струились слезы. — Завтра Пасха. А я забыла. Как можно было забыть такой великий день? Самый главный праздник моего народа, а я…

Руфь обняла свою свекровь. Крепко прижав ее к себе, она успокаивала Ноеминь, как обиженного ребенка, зная, что все это время несколько женщин наблюдали за ними, стоя в дверях своих домов. Когда Ноеминь справилась со своими чувствами, Руфь продолжала обнимать ее, желая защитить старую женщину.

— Мы найдем какое-нибудь место, где можно будет остановиться. После хорошего сна все происшедшее предстанет в другом, лучшем, свете.

Руфь достала монету из тайника, который был в глубине ее узла. Но когда она предложила ее хозяину постоялого двора, тот отрицательно покачал головой:

— Для тебя в гостинице нет места.

Вернувшись назад, Руфь увидела, какой измученной и удрученной была Ноеминь. Действительно, ее можно было назвать Марою — никогда еще Руфь не видела свою свекровь такой огорченной.

— Мы пойдем дальше, — произнесла Руфь. — Дальше, вниз по дороге, будет другая гостиница.

Но и там они не смогли остановиться на ночлег. Время шло, и Руфь поняла, что в Вифлееме для них нет места.

— Мы уже спали под звездами, — сказала она, пытаясь ради свекрови сохранять оптимизм.

— Недалеко отсюда находится земля, принадлежавшая моему мужу, — промолвила Ноеминь, когда они вышли за черту города. — Там неподалеку есть пещеры. Пастухи в зимние месяцы используют их как загон для овец, но к этому времени они уводят свои стада. Они заключают с землевладельцами договор о выпасе скота на убранных полях.

Большие пещеры были еще заняты семьями пастухов. В других, оставленных без присмотра, жили бедняки. Однако Руфь и Ноеминь все же нашли одну свободную пещеру: она была недостаточно большой для того, чтобы служить загоном для овец, но достаточно просторной для того, чтобы приютить двух уставших одиноких женщин. Ноеминь вошла и оглядывала пещеру, пока Руфь распаковывала их скромные пожитки и подстилки для сна.