Руфь

Посреди приготовления сливового варенья, когда оно уже стояло на огне, в дверь постучали. Брата не было дома, Салли стирала, а я, в своем большом переднике, мешала варенье. Поэтому я позвала из сада Леонарда и послала его отворить дверь. Если бы я знала, кто пришел, то я бы, конечно, прежде велела Леонарду умыться! Это оказался мистер Брэдшоу, а с ним тот мистер Донн, которого надеются посадить в палату общин как представителя Эклстона, и еще какой-то джентльмен, имени которого я никогда не слыхала. Они пришли обсуждать выборы, а узнав, что брата нет дома, спросили Леонарда, можно ли им увидеть меня. Ребенок ответил: «Да, если она сможет бросить сливы» — и помчался звать меня, оставив их в передней.

Я сняла фартук, взяла за руку Леонарда, решив, что мне будет ловчее при нем, вышла и попросила их пройти в кабинет, потому что мне хотелось показать им, сколько у Терстана книг. Они очень любезно начали говорить со мной о политике, хотя я ровно ничего не поняла из того, о чем они толковали. Мистер Донн обратил внимание на Леонарда и подозвал его к себе. Я уверена, он заметил, какой это славный, красивый мальчик, хотя лицо его загорело, раскраснелось и разгорелось от копания грядок и локоны его совсем перепутались. Леонард отвечал мистеру Донну так, словно знал его всю жизнь. Потом мистер Брэдшоу, видно, нашел, что мальчик слишком шумит, и напомнил ему, что дети должны быть видны, но не слышны. Тогда Леонард затих и стоял возле мистера Донна очень тихо, вытянувшись, как солдатик. А я не могла отвести от них обоих глаз — такие они красивые, каждый в своем роде. Потом я не сумела передать Терстану и половины того, что эти господа поручили сказать ему.

Есть еще одна вещь, о которой я должна рассказать тебе, хотя и дала себе слово не говорить. Болтая с Леонардом, мистер Донн снял с себя часы с цепочкой и повесил на шею мальчику. Тот, разумеется, был очень доволен. Я ему велела вернуть часы джентльмену, когда они уходили, и очень удивилась, мне даже сделалось неловко, когда мистер Донн сказал, что дарит их Леонарду: пусть, мол, считает их своими. Мистеру Брэдшоу это было неприятно, он и другой господин принялись уговаривать мистера Донна, и я услышала, как они говорили: «Слишком явно». И мне никогда не забыть, как гордо посмотрел на них мистер Донн и как он сказал: «Я никому не позволю вмешиваться и сам распоряжусь тем, что принадлежит мне». Он смотрел так высокомерно и недовольно, я и слова не посмела вымолвить.