Читаем Руфь полностью

— Я ведь действительно провинилась, сэр, пожалуйста, не сердитесь. Она бывает очень добра, но мы сами выводим ее из терпения. Мне часто приходится распарывать свое шитье, а вы знаете, как от этого портится материя, особенно шелковая, а потом миссис Мейсон получает за нас выговоры. Ах, зачем же я вам все это рассказала! Пожалуйста, сэр, не говорите ничего вашей матери, потому что хозяйка очень дорожит заказами.

— Хорошо, на этот раз я не скажу, — ответил он, подумав, что, пожалуй, рассказывать матери о происходившем в доме миссис Мейсон не вполне удобно: она может решить, что он сам бывал в магазине и лично собирал там все эти сведения. — Но если я еще что-нибудь услышу в этом роде, то я за себя не отвечаю!

— Я постараюсь больше не говорить об этом, — прошептала Руфь.

— Нет, Руфь, вы не должны ничего скрывать от меня. Разве вы забыли свое обещание считать меня братом? Поверьте, во всем, что вас близко касается, я принимаю самое живое участие. Как ясно я представляю себе тот хорошенький домик в Милхэме, о котором вы мне рассказывали в прошлое воскресенье. Даже мастерская миссис Мейсон так и рисуется перед моими глазами. Это, конечно, доказывает или силу моего воображения, или живость ваших описаний.

Руфь улыбнулась:

— В самом деле, сэр? Но ведь наша мастерская так мало походит на все, что вы привыкли видеть. Я думаю, вы часто проезжали мимо Милхэма, когда отправлялись в Лоуфорд.

— Так вы думаете, что я видел Милхэм-Грэндж? Это слева от дороги, не правда ли?

— Да, сэр, сразу за мостом. Как только поднимешься на гору, где растут тенистые вязы, тут сразу и будет наш чудный старый Грэндж. Никогда мне больше не увидеть его!

— Никогда? Вздор! Отчего же никогда, Руфь? Ведь это не далее шести миль отсюда. Вы можете побывать там в любой день. Это всего час езды.

— Да, вероятно, когда состарюсь. Я, наверное, неточно выразилась. Просто я так долго там не была и уже почти и не надеюсь снова увидеть его когда-либо.

— Но, Руфь… если хотите, мы отправимся туда в ближайшее воскресенье.

Она взглянула на него с какой-то тихой светлой радостью и сказала:

— Как? Вы думаете, что я успею сходить туда после службы и возвратиться домой к приезду миссис Мейсон? Как бы я хотела хоть взглянуть на него, зайти в дом хоть на минутку! Ах, сэр, если бы я могла еще раз увидеть комнату моей матери!

Он обдумывал, как лучше устроить для нее это удовольствие, не упустив из виду собственное. Если они отправятся в одной из его карет, то пропадет вся прелесть прогулки. К тому же это может привлечь внимание слуг.

— Хороший ли вы ходок, Руфь? Способны ли вы пройти шесть миль? Если мы выйдем в два часа, то дойдем туда, не торопясь, к четырем или, скажем, к половине пятого. Пробудем там часа два, вы мне покажете ваши любимые места, а потом потихоньку возвратимся домой. Итак, решено!

— Но вы уверены, сэр, что в этом не будет ничего дурного? Для меня эта прогулка обещает так много удовольствия, что я даже боюсь, нет ли в ней чего худого.

— Отчего это, маленькая трусиха? Что вы находите в этом дурного?

— Самое главное — если мы отправимся в два часа, я пропущу церковь, — отвечала серьезно Руфь.

— Если вы пропустите один раз службу, то большой беды не будет. Притом вы же сходите с утра к обедне?

— Я думаю, миссис Мейсон нашла бы, что это неприлично, и не пустила бы меня.

— Конечно не пустила бы. Но вы, Руфь, не должны позволять, чтобы миссис Мейсон помыкала вами согласно своим понятиям о хорошем и дурном. Она, вероятно, находит весьма хорошим мучить эту бедняжку Палмер, о которой вы мне рассказывали. Ведь сами вы не думаете, что это дурно? И ни один человек с сердцем так не подумает. Так не обращайте внимания ни на чьи толки, будьте сами себе судьей. Удовольствие это вполне невинно, и в нем нет никакого эгоизма, потому что я принимаю в нем такое же участие, как и вы. Если вам приятно будет увидеть места своего детства, то, поверьте, это будет приятно и мне. Я полюблю их так же, как вы их любите.

Мистер Беллингам говорил вполголоса, очень убедительным тоном. Руфь склонила голову, щеки ее пылали от чрезмерного удовольствия. Она не сумела возразить ничего такого, что возобновило бы ее сомнения, и, таким образом, прогулка была решена.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза