Читаем Руфь полностью

Полная суетливая фигура, чрезвычайно опрятная, врезалась в память Руфи. На Салли было распространенное в этом графстве старомодное платье: юбка из полосатой полушерстяной ткани, столь короткая, что не скрывала крепких икр в шерстяных чулках, и свободный, пошитый из красного ситца жакет, именуемый в здешних местах «блузой». Костюм Салли завершался белыми как снег холстяными передником и чепцом.

Пока Салли готовила чай, мисс Бенсон помогла Руфи снять дорожную одежду, и та инстинктивно почувствовала, что Салли поглядывала на них, хотя и была занята. При случае служанка вставляла и свое словечко в разговор, и эти короткие фразы произносились тоном равной, если не старшей в доме. Она отбросила церемонное «вы», которым приветствовала мисс Бенсон по приезде, и теперь спокойно и привычно обращалась к ней на «ты».

Все эти подробности Руфь бессознательно запоминала, но они всплыли в ее памяти только потом, спустя долгое время. Теперь же она была утомлена и подавлена. Даже чрезвычайная доброта хозяев угнетала ее. Но сквозь черный густой мрак она различала одну светлую, как маяк, точку, на которой останавливала свой взор и которая выводила ее из глубокого уныния, — это была мысль о малыше.

Мистер Бенсон так же ослабел после дороги, как и Руфь, и потому молчал все время, пока шли суматошные приготовления к чаю. Руфь принимала его молчание с большей благодарностью, чем поток слов мисс Бенсон, хотя и чувствовала всю ее доброту. После чая мисс Бенсон отвела Руфь наверх в приготовленную для нее комнату. Застланная канифасовым бельем постель белела на фоне выкрашенных зеленой краской стен и напоминала цветом и чистотой подснежник, а натертый темно-коричневой мастикой пол вызывал в памяти чернозем, из которого этот цветок поднимается. Когда мисс Бенсон помогала раздеться бледной, утомленной Руфи, ее голос звучал уже не так громко и торопливо. Тишина наступающей ночи принудила мисс Бенсон вести себя мягче и нежнее, и благословение, произнесенное ею вполголоса, прозвучало, как молитва.

Мисс Бенсон сошла вниз и увидела, что ее брат читает пришедшие за время его отсутствия письма. Она тихо прикрыла дверь в кухню и, достав серый шерстяной чулок, села возле Терстана и принялась вязать. Она не глядела на работу, а всматривалась в огонь, и только позвякивание спиц нарушало тишину комнаты, смешиваясь с таким же однообразным стуком самопрялки.

Мисс Вера ждала, что Терстан заговорит первым. Она любила вглядываться в свои чувства и обсуждать их, находя в этом определенное удовольствие, однако ее брат боялся и избегал подобных разговоров. Бывали случаи, когда чувства мистера Бенсона, всегда серьезные и иногда болезненные, прорывались наружу, становились необузданными, неудержимыми и заставляли его говорить. Но обычно он старался сохранять хладнокровие, опасаясь, что потом придется пожалеть об этих минутах, или из страха перед неизбежным после такого взрыва утомлением. Мистер Бенсон целый день только и думал о Руфи, но в то же время боялся, что сестра заговорит о ней. Поэтому он продолжал читать или, лучше сказать, делал вид, что читает, хотя на самом деле едва ли видел письмо, лежавшее перед ним. Его выручила Салли, с шумом распахнувшая дверь, и это не говорило ни о мягкости ее характера, ни о хорошем расположении духа.

— И долго пробудет у нас эта женщина? — спросила она у мисс Бенсон.

Мистер Бенсон нежно положил свою руку на руку сестры, чтобы удержать ее от ответа, и сказал:

— Мы не можем точно сказать сколько, Салли. Она пробудет до родов и некоторое время после.

— Спаси и помилуй нас, Боже! Грудной ребенок в доме! Ну нет, с меня хватит. Соберусь и уйду. Я всегда терпеть не могла ничего подобного. Это хуже крыс в доме.

Салли не на шутку встревожилась.

— Но послушай, Салли, — улыбаясь, сказал мистер Бенсон, — ведь я был немногим больше грудного ребенка, когда меня поручили твоим заботам.

— Да, мастер Терстан, вы были славным, здоровым трехлетним мальчуганом.

Тут она вспомнила, что оказалась виновна в беде, приключившейся с этим славным, здоровым мальчуганом, и глаза ее наполнились слезами. Но Салли была слишком горда, чтобы утереть их передником: она «терпеть не могла, когда плачут на людях».

— Послушай, Салли, нечего толковать об этом, — заговорила мисс Бенсон, не в силах больше сдерживать волнение. — Мы обещали ей, что она сможет пожить у нас, и должны выполнить обещание. Тебе не достанется лишних хлопот, Салли, не бойся.

— Я боюсь?! Я боюсь хлопот? Да разве вы меня плохо знаете? Да я два раза на дню мыла и чистила комнату хозяина, чтобы все доски на полу были белыми, хотя их и покрыли ковром, а вы меня корите тем, что я боюсь лишних хлопот! Если вы всему этому научились в Уэльсе, то я благодарю Бога, что никогда там не была.

Салли раскраснелась от негодования, она обиделась не на шутку. Мистер Бенсон поспешил успокоить ее своим музыкальным голосом и добрым словом:

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза