Тем не менее, во мне на самом деле закипала злость и усталость, по поводу ее отношению ко мне. Становилось все яснее, что выбор павший не богиню войны был ошибочным и слишком поспешным. Да, я не чувствовал терзаний по ночам… Но меня все равно калечили кошмары, просто другие, и не такие реальные. Да, смерти не оставляли на моей душе таких грубых ран, которые могли бы проявиться без поддержки Морриган. Но что в итоге? Что я действительно получаю от того, что в течение каждого своего дела проливаю все больше крови, все глубже погружаюсь в этот кровавый колодец? Презрение и отрешенность Морриган, насмешливое издевательство и недовольные, вздорные речи. Она будто лишь сильнее ненавидит меня, когда казалось, должна была превозносить над иными. И да, прярмо сейчас во мне говорила сугуба обида, я был достаточно высокомерным, чтобы считать себя достойным божественной помощи и поддержки. Но раз даже Азазель оказал мне свои услуги, и весьма полезные, то в чем проблема была у Морри, я не понимал. Лучше бы я действительно присягнул Гекате… Но изменить собственным клятвам ваш покорный слуга уже не мог. Увы, покинуть своих покровителей можно лишь после смерти… И даже так, конкретно я лишь попаду в руки Арауна, пусть и свободный от иных обязательств, но точно не свободный в полном смысле этого слова. Разумеется, в любом договоре были лазейки… Те самые, о которых говорила Истерис, и которые она же собиралась воплощать в жизнь, разумеется с моим участием в процессе, имя которому - демонизация. Передача моей души во владения одного из Павших, тем самым не отдаваясь смерти… Но и срывая с самого себя клятвенные путы, перерождаясь в новую, совершенную личность. Неплохо, правда? Конечно, но это если не считать того, что теперь я был бы полноправным рабом, в пальцах предавших Его ангелов. Собственно… Выбраться из одной клетки, я мог разве что во вторую, чуть более просторную, возможно, даже золотую, обрамленную алмазами, но клетку. Если Истерис станет новой Владычицей Похоти, то мои условия явно будут не самыми худшими… Но до этого момента, я не мог даже подумать о том, чтобы отдаваться в ее садисткую власть. Да и было незачем… Впервые за долгие годы, я ощутил что две трети моих покровителей ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотят помочь, пусть и исключительно в своих интересах. Впрочем, помогать по другому они и не умели, и помогать по другому им вообще не было выгоды.
- Она здесь, Руфи. - Аккуратно коснувшись моей руки, сказала Трейс, чей голос был необычайно тих. Большую часть времени, она говорила на возвышенных тонах, подражая басу Дерви, но сейчас звучала как монашка. Этот вечер становился все страннее и страннее…
- Спасибо тебе, я скоро вернусь, не скучай, хорошо? - Потрепав по плечу Трейс, я вновь ободряюще улыбнулся. На деле, в душе начало зреть серьезное зерно страха, смешанного с беспокойством. Как она… примет меня? Она вообще в сознании? Что меня ждет за этими дверьми… И смогу ли я вообще посмотреть на нее, зная, что оставил девушку без защиты. Что не смог спасти. Оу… Я стал понимать Трейс.
- Я пока схожу выбросить мусор… Буду ждать у выхода. - Ответила орчиха, забирая у меня пакет и махая рукой напоследок. Удалилась она весьма скоро, обернувшись лишь уже около лестницы, глядя на меня грустным взглядом, чуть мерцающим в полумраке тихих палат. - Удачи вам… и если тебя пустят, попросил прощения.
- Как скажешь, подруга… Смотри не промокни… Там льет из ведра. - Слова повисли в воздухе, девушка вмиг скрылась, оставив меня одного, в пустом коридоре, не занятым ни агентами, ни врачами, ни пациентами. Даже как-то непривычно тихо, в особенности после всего того шума, который царил в остальной части больницы. Тут же… голая, белая плитка, запахи крови, лекарств, тихие вздохи каких-то приборов и редкие, почти что призрачные голоса, раздающиеся из запертых комнат реанимации, где переговаривались родственники, врачи, медсестры. Я будто попал в какую-то другую вселенную… Отличную от той, в которой смеялся буквально полчаса назад, тут все было померкшим, траурным и спокойным. Здесь царили смерть и жизнь, воедино танцующие свой тихий, незримый вальс, каждый шаг которого, приближал кого-то к тьме… а много к жизни.