РУИНА

— Да, — произнес и Мазепа, осматривая с удовольствием красивого, рослого коня, — и, видно, выносливый. Дешево ты за него дал!

Лошади пошли шагом.

Солнце уже поднялось высоко. Растаявшая изморозь блестела на озимых всходах каплями крупной росы. И быстрая езда, и теплые лучи солнца согрели немного путников.

— А день-то будет теплый! — заметил незнакомец и расстегнул свою керею.

— Д–да, — согласился Мазепа, — как будто и не ко времени, лучше бы снег выпадал поскорее, а то если долго простоит такая сухая погода, то и ляхи могут на нас двинуться, а тогда пропадай уже вся Украйна!

— Ну, и с чего бы это уже и ляхи на нас двинулись? Ведь у нас с ляхами тихо… мир.

— Мир? — Мазепа насмешливо улыбнулся. — Разве может быть с ними прочный мир? Пока они видят перед собой сильного врага, до тех пор только и держатся мира, а как заметят, что силы его ослабевают, так сейчас и забывают про всякий мирный договор.

— Гм, — незнакомец повел бровью, — так ты, вижу, совсем-таки не веришь ляхам?

— О, скорей бы уже поверил самому сатане, чем им! — вскрикнул горячо Мазепа.

— Ну, не говори так, — христианская держава.

— Христианская держава! Ха–ха! Видели мы их христианское над нами панованье, — перебил его Мазепа, — да если бы мы у басурман в подданстве, в рабстве были, то и то бы худшей муки не несли! Да что там о них говорить!

Если бы мы вот и сами задумали теперь соединиться с ляхами, так народ, верь мне, не попустил бы этого никогда.

— Турки, что ли, лучше?

— Уж хуже ляхов нет никого!

— Эх–эх, брате! Все-то это оттого выходит, что и ты, и другие по–старому на Польшу смотрите, — заговорил живо незнакомец. — Ведь ляхи теперь не то, что были прежде… Были они в свой час и сильны, и страшны, да и то мы их одолели. А теперь! — незнакомец махнул рукою, — где их Жолкевские, Ходкевичи, Вишневецкие? Остались одни Зайчевские да Тхоржевские (фамилия от тхора; последнее слово употребляется по–польски в значении трус) — на всю Польшу один только и есть храбрый лыцарь — Собеский. Хе! Кто говорит, хотелось бы им, может быть, и теперь повернуть нас в своих подцанцев. Да мынулося! У змеи уже вырваны зубы. Знаешь, и рада бы, говорят люди, душа в рай, да грехи не пускают! Вот потому-то, а не почему иному, они рады будут теперь и союзу с нами. И, верь мне, будут шановаться, а на права наши не посмеют, да и не смогут наложить руку.

Мазепа внимательно прислушивался к словам незнакомца, последний положительно чувствовал какую-то склонность к ляхам.

Вчера, когда разговор коснулся их и он, Мазепа, высказался против ляхов, незнакомец весь как-то переменился в лице, а сегодня, ведь это он опять нарочно завел разговор о ляхах. Все это недаром! Атак как он, этот казак, бесспорно какой-то посланец Ханенко, то уж не ищет ли Ханенко союза с ляхами? Почему нет? Этот хитрец на все способен, да и сердце его, кажется, давно к ляхам лежит. Быть может, они задумали вместе с Ханенко вступить с двух сторон в Украйну. О, если это так, надо принять немедленно меры. Узнать бы только наверное. При этой мысли Мазепа сразу встрепенулся, в нем снова проснулся ловкий политик.

— Хе–хе, приятель! — произнес он вслух с насмешливой улыбкой. — У змеи, говоришь, вырваны зубы? А вот когда бы мы подкрепили ее своим союзом, да отпаслась бы она на нашей же паше, так выросли бы новые, да еще так скоро, что мы бы и оглянуться не успели, как они впились бы нам в шею. Даром, что ляхи теперь сами пропадают, а все-таки стараются, из последнего стараются ослабить наши силы, затеять у нас междоусобия, восстановить одного гетмана на другого.

При этих словах Мазепы незнакомец быстро повернулся и метнул в его сторону подозрительный взгляд.

— Как? Когда? — произнес он живо.

Его невольное движение не укрылось от Мазепы. «Значит, предположил я верно: они что-то затевают с ляхами», — подумал он про себя и продолжал вслух:

— Да всегда, когда только можно. Вспомним хоть и славного Богдана. Не старались ли ляхи поднять против него Богуна? Они предлагали ему и гетманство, и свою помощь, лишь бы он только пошел против Богдана. Но Богун всегда был нашим славнейшим рыцарем: он не поддался на приманки лядские; ему дорога была целость отчизны, а не гетманская булава, и он отослал лядских послов и дары их с превеликим срамом назад.

— Гм… да ведь это опять ты старое время вспомнил, — произнес слегка смущенно незнакомец. — Тогда Польша грозным и сильным панством была, а теперь ведь им самим выгодно было б при союзе с нами поддерживать нашу силу, а то ведь некому будет и Речь Посполитую защищать.